Рабочее движение на вновь заселенных территориях, как возникшее среди туземного населения, так и привнесенное извне, имело возможность опереться на идеи, опыт и законодательство Старого Света – хотя пролетарии в этих регионах сталкивались с разными политическими и экономическими условиями и к 1914 году их пути разошлись. Некоторые историки считают, что, несмотря на большее распространение избирательных прав в переселенческих экономиках, федеративное устройство государств Нового Света в ряде случаев разделяло и ослабляло нарождающееся реформаторское движение. Дело в том, что трудовое законодательство относилось к компетенции властей регионального уровня, будь то правительства провинций или штатов. Однако успех австралийского рабочего движения опровергает этот аргумент[197]
. Во многих отношениях трудовое законодательство в Новом Свете опережало законодательство Европы. Мексиканская конституция 1857 года провозглашала право на свободный труд, тогда как в Великобритании Закон о хозяине и слуге вплоть до 1875 года позволял штрафовать рабочих, если они покидали свое место работы (Suarez-Potts 2012: 38)[198]. Также высказывалось мнение, что в Новом Свете государство чаще вставало на сторону работодателя и проявляло большую готовность прибегнуть к силе, чтобы прекратить забастовку, чем в Старом Свете (Friedman 1998). Но по большому счету это верно только в отношении США. Следуя британской модели, Канада после периода большой забастовочной активности создала арбитражные комиссии, целью которых было усадить стороны за стол переговоров и разрешить спор (Craven 1980). С более фундаментальной точки зрения то богатство возможностей, которое создавалось просторами США и, до некоторой степени, Канады и делалось доступным благодаря высокой мобильности труда, хорошо объясняет будто бы врожденную склонность находить индивидуальные способы преодоления трудностей вместо коллективных действий.Были и другие причины, вследствие которых международная торговля вызывала у рабочего движения в Старом и Новом Свете разное видение своих целей и по-разному влияла на его результаты. Для европейских стран, относившихся к центру мировой экономики, большую важность имела торговля ограниченными категориями товаров[199]
. Таким путем образовывались межклассовые и межстрановые коалиции, которые оказывали давление на правительства, упорствовавшие в своем нежелании улучшать условия труда. Примером того, как внешнее давление повлияло на внутреннюю политическую повестку, служит франко-швейцарская торговая война начала 1890-х годов. Первоначально Швейцария не стремилась ввести ограничение на продолжительность рабочего дня, опасаясь, что если она примет такой закон раньше своих основных торговых партнеров, то потеряет экспортные рынки. Германия и Франция все же ограничили применение женского труда в 1891 и 1892 годах. После того как Франция объявила Швейцарии торговую войну, последней не удалось найти иные способы сбыта своего экспорта, представленного дорогими хлопчатобумажными и шелковыми тканями, часами и сыром. В 1894 году Швейцария уступила требованиям французских производителей, совпадавшим с требованиями швейцарских реформаторов, и согласилась на ограничение ночного труда и на 11-часовой рабочий день для женщин.В Новом Свете внутриполитические вопросы преобладали над всяким давлением извне. Располагавшие сравнительно большими земельными ресурсами регионы недавнего заселения, в основном экспортировали продовольствие и сырье, торговавшиеся на мировом рынке по твердым ценам. В результате власти этих стран нельзя было принудить к принятию законов их основных партнеров по торговле, поскольку угроза потери доли на рынке не выглядела правдоподобной. Так, торговая война, которую Германия вела против Канады в 1903–1910 годах в ответ на преференции, предоставленные Оттавой Лондону, не привели к сокращению экспорта пшеницы из Канады. На самом деле ущерба от этих действий опасались британские промышленники и рабочие. Этот ход рассуждений не вполне верен в случае Соединенных Штатов, которые начали экспортировать изделия обрабатывающей промышленности до 1914 года, хотя доля сырья в их экспорте все равно оставалась высокой. В любом случае значительная часть экспортируемых ими промышленных товаров имела высокую степень стандартизации и экспортеры могли менять рынки сбыта без серьезных потерь. Принимаемое в США трудовое законодательство в значительной мере представляло собой простую кодификацию существующей практики либо было результатом общего повышения благосостояния (Fishback 1998). На этой почве возник усиливающийся разрыв между социальной Европой и либеральной Америкой.