Кембриджская история капитализма. Том 2. Распространение капитализма: 1848 — наши дни

Традиционная история рабочего движения исходит из того, что опыт больших и богатых стран, таких как Франция, Германия и Великобритания, стал для остальных стран ролевой моделью в области социальных реформ. Расширение избирательных прав было одновременно причиной и следствием возраставшего влияния рабочих. В Великобритании конгресс тред-юнионов стоял во главе движения за избирательную реформу, тогда как в Германии электоральные достижения социалистической партии подтолкнули рост членства в профсоюзах (Crouch 1993). Центральным пунктом политической повестки были реформы в сфере труда. За десятилетие, предшествовавшее 1914 году, продолжительность рабочего дня, вне всяких сомнений, снизилась (Huberman and Minns 2007). Во многих странах, переживавших индустриализацию, рабочие получили доступ к некоторым ранним видам социального страхования, о чем подробно рассказывает в гл. 14 настоящего тома Питер Линдерт[192].

Альтернативное объяснение гласит, что вследствие повышения доходов и снижения стоимости свободного времени около 1870 года началась долгосрочная тенденция к снижению продолжительности рабочего дня (Vandenbroucke 2009). Но на фоне практически всеобщей понижательной тенденции определенные национальные и региональные особенности в продолжительности рабочего времени стали проявляться еще до 1914 года. Поскольку продолжительность рабочего дня, как и другие стандарты труда, составляли разновидность общественного блага, которое распространялось на всех работников фабрики или завода, была необходима определенная форма коллективного выбора (Wright 1987). Этот процесс протекал по-разному в разных странах, даже если они находились на одном и том же уровне экономического развития, в зависимости в том числе от гендерного и этнического состава и уровня квалификации рабочей силы, от используемых технологий и относительной переговорной силы рабочих. Конечно, некоторые группы трудящихся неизбежно исключались из этого процесса. В частности, на ранних этапах своей истории организованное рабочее движение было представлено почти исключительно мужчинами, занятыми квалифицированным физическим трудом – поэтому их требования сводились к тому, чтобы смягчить «зло» фабричной системы[193]. Запрет ночного труда для женщин служил эффективным средством ограничения конкуренции на рынке труда, тем самым повышая зарплаты мужчин, но при этом не обязательно вел к улучшению социального и экономического положения женщин[194]. Тем не менее общественная польза от реформ, вполне возможно, нивелировала эти эффекты. В соответствии с позднейшими выводами Ричарда Фримана и Джеймса Медоффа (Freeman and Medoff 1984) организованные в профсоюзы рабочие, чувствуя свою защищенность от увольнения, трудились более производительно. Кроме того, повышение минимального возраста для приема на работу и последующее увеличение продолжительности школьного образования давало долгосрочные экономические и социальные выгоды.

Уже на этом историческом этапе глобализация играла определенную роль. Глобальная конкуренция поставила перед рабочими специфические проблемы. Международная интеграция сделала спрос на рабочую силу более восприиимчивым к изменениям ее цены. В результате резкие колебания спроса стали приводить к гораздо более сильным сдвигам в оплате и совокупной продолжительности рабочего времени по сравнению с теми, что наблюдались в замкнутых экономиках первой половины XIX века (Rodrik 2011). Режим золотого стандарта лишь усугублял воздействие, оказываемое шоками торговли на зарплаты, поскольку в случае сокращения цен все тяготы новой обстановки ложились на плечи рабочих (Frieden 2006). Эта форма структурной адаптации была прообразом того давления, которое пришлось испытать организованному рабочему движению в развивающихся странах в десятилетия после 1980 года. К этой аналогии я вернусь позже.