Кембриджская школа. Теория и практика интеллектуальной истории

Серьезность этого довода со стороны обвинения отметил в своей речи перед присяжными и председатель суда Кони. Стоит заметить, что с точки зрения содержательных аргументов нет особой необходимости останавливаться подробно на речи Кони перед присяжными, в которой он резюмировал все сказанное на суде. Можно только подчеркнуть общую тенденцию его выступления, которая заключалась в том, чтобы представить в качестве адекватных и равных доводы обвинения и защиты. Эта тенденция проявилась и в постановке вопроса присяжным, в котором говорилось о покушении Засулич из мести, что формально не могло считаться необходимой обороной. Так проявлялась беспристрастность Кони. Но присяжные не были знакомы с формальными критериями преступного и непреступного нападения, и поэтому тезис о непреступности убийства для необходимой обороны мог рассматриваться ими как юридическое основание для оправдания. В то же время нравственная значимость действий присяжных («представителей общественной совести» [Процесс 1906: 108]), постоянно педалируемая в речи Кони, подталкивала к тому, чтобы обратить большее внимание на нравственную аргументацию обвинения и защиты.

Нравственный спор обвинение проиграло. Более того, именно нравственные аргументы обвинителя сыграли с ним злую шутку. Несмотря на то что каждый из них был нацелен на доказательство необходимости осудить Засулич, однако в результате все стало выглядеть следующим образом. Законными средствами противодействовать произволу Трепова были рапорты прокуратуры, которые, как сообщает Кони, ни к чему не привели. Обществу о них ничего не сообщалось. Судебное разбирательство преступления Засулич становилось единственной возможностью общественного и государственного признания того, что Трепов совершил преступление. В случае такого признания общество и государство действовали как единое целое в соответствии с теорией необходимой обороны Кони, хотя судить при этом должны были Засулич, «благодаря» которой состоялся суд над Треповым. Правда торжествует путем оправдания покушения на жизнь преступника. Покушение Засулич, представленное в том числе как единственно возможный акт необходимой обороны Боголюбова и всего общества от произвола чиновника, оправдано.

Возвращаясь к первоначальному вопросу о причинах политического выбора общества между справедливым насилием и преступным законом на процессе Засулич, стоит сказать о роли российских общественных деятелей и юристов. Юридический язык того времени изобиловал нравственными категориями. Сам Кони в воспоминаниях пишет, что оправдательный приговор стал «нравственной победой» теории над практикой [Кони 1933: 230]. В деле Засулич стало отчетливо понятно, что теоретические представления Кони и других ярких образованных юристов того времени о том, какими должны быть право и государство, не соответствовали официальной законности. И здесь они выступали как наиболее квалифицированные критики существующих порядков от имени всего общества.

Ключевой проблемой, остро переживаемой юристами, было бюрократическое законотворчество, т. е. невозможность общественного участия в законодательной власти, которая при отсутствии общественного контроля могла санкционировать любой произвол [Borisova 2012]. Публичный судебный процесс стал общественным механизмом противодействия «законному произволу». Он позволил обществу выйти из «пассивной роли»[588], как писал Кони [Кони 1933: 230], и указать на безнравственность законного порядка, в создании которого общество не принимало участия и потому охранять и поддерживать который не считало необходимым.

В этой связи разрабатывались специфическая теория нравственных задач права и специфический язык обличения бесправия. Призванием российских юристов объявлялось правовое просвещение граждан, которое должно было показать истинность начал права через критику действующих законов. В опубликованной на заре реформ статье «О необходимости приобретения обществом юридических и политических сведений» правовед Николай Нелидов из Казанского университета так обращался к читателям «Юридического журнала»:

…Люди поддадутся добрым внушениям, только докажите им ясно и последовательно, что такое-то действие незаконно, и почему оно незаконно. А известно, что именно этого сознания незаконности многого, совершаемого нами, и недостает нашему обществу [Нелидов 1860: 42].

Обличая незаконность происходящего в государстве, предполагалось вызвать интерес к инструментам правовой защиты от беззаконий и произвола – например, путем использования права необходимой обороны или судебной защиты. Более того, задачи правового просвещения становились политическими задачами: