Читаем Кембриджская школа. Теория и практика интеллектуальной истории полностью

Содержательно речь шла о критическом усвоении опыта экономических реформ и экономической теории социалистических и позже западных стран. Одновременно велось интенсивное обсуждение особенностей советской экономической практики, что привело в итоге к появлению оригинальной теории «административного рынка», активно разрабатывавшейся В. Найшулем и позже С. Кордонским[605]. Наиболее значимыми вехами в дальнейшей интеграции и эволюции этой платформы стали доклады ВНИИСИ, подготовленные для Политбюро экспертами под руководством С. Шаталина (см., например: [Ананьин, Гайдар 1986; Шаталин, Гайдар 1986]), и последующие выездные семинары в пансионате «Змеиная горка» под Ленинградом[606]. Члены группы предполагали, что контролируемое введение рыночных механизмов в социалистическую экономику при соблюдении финансовой дисциплины приведет к мягкой политической эволюции режима [Гайдар 1996; Васильев 2011].

В начале перестройки по приглашению Отто Лациса Гайдар переходит из ВНИИСИ в редакцию журнала «Коммунист», где получает полный доступ к данным о бюджете и официальную трибуну для ежегодных критических обзоров по экономической политике СССР. Участвуя в подготовке решений по текущей макроэкономической политике и сохраняя контакт с группой соратников, эксперт становится ближе к центру принятия решений и предотвращает запуск масштабных, но необоснованных проектов в электроэнергетике (соглашение с Chevron по Тенгизскому месторождению и др.), однако не может воздействовать на стратегию перестройки, которая представляется ему ошибочной[607]. С 1985-го по 1988 год Гайдар в ряде статей безуспешно предупреждает об опасностях нарастающего дефицита во внешней торговле и бюджетного дефицита, которые порождают инфляционное давление [Ананьин, Гайдар 1986; Гайдар 1988][608]. Начиная с 1989 года ситуация в советской экономике стремительно деградировала в связи с предшествующей частичной либерализацией деятельности предприятий и резким ослаблением авторитета центральной власти и органов хозяйственного контроля, включая КГБ и милицию[609]. Гайдар был одним из наиболее активных экспертов, предупреждавших Совет министров и ЦК об опасности больших инвестиций и либерализации деятельности госпредприятий без введения финансовой ответственности (заменявшей рыночную угрозу банкротства). Эта осторожная реформаторская позиция и связанный с ней монетаризм Гайдара генетически восходят не к «Вашингтонскому консенсусу» (1989), а к более раннему критическому анализу последствий экономической либерализации в Югославии, Венгрии, Чехии и позднее в Польше[610]. Публичная и экспертная позиция Гайдара в ходе перестройки – это позиция консервативного реформатора, понимающего необходимость реформ и предупреждающего об опасности безответственной либерализации и снижения бюджетной дисциплины, ведущих к инфляции и параличу экономики в случае гиперинфляции [Гайдар 1996: 121].

Критическая оценка текущей экономической политики, регулярно доводившаяся Гайдаром лично до М. Горбачева и других руководителей [Гайдар 1996], «встречала понимание», но не обеспечивала политической поддержки в противостоянии с лоббистами, заинтересованными в ослаблении контроля над предприятиями и в увеличении бюджета. Критические статьи эксперта в «Коммунисте» и «Правде» были выдержаны в жанре взвешенных технократических предупреждений и тоже не были услышаны руководством. В 1990‐м возможности сдерживания инфляции и постепенного введения элементов рыночной экономики в сочетании с усилением финансовой ответственности руководителей предприятий под контролем КПСС были упущены[611]. В конце 1990 года по предложению А. Г. Аганбегяна, возглавлявшего Академию народного хозяйства при Совете министров СССР, Гайдар возвращается к академической деятельности в качестве руководителя Института экономической политики, нацеленного на мониторинг и моделирование экономики.

Перейти на страницу:

Все книги серии Интеллектуальная история

Поэзия и полиция. Сеть коммуникаций в Париже XVIII века
Поэзия и полиция. Сеть коммуникаций в Париже XVIII века

Книга профессора Гарвардского университета Роберта Дарнтона «Поэзия и полиция» сочетает в себе приемы детективного расследования, исторического изыскания и теоретической рефлексии. Ее сюжет связан с вторичным распутыванием обстоятельств одного дела, однажды уже раскрытого парижской полицией. Речь идет о распространении весной 1749 года крамольных стихов, направленных против королевского двора и лично Людовика XV. Пытаясь выйти на автора, полиция отправила в Бастилию четырнадцать представителей образованного сословия – студентов, молодых священников и адвокатов. Реконструируя культурный контекст, стоящий за этими стихами, Роберт Дарнтон описывает злободневную, низовую и придворную, поэзию в качестве важного политического медиа, во многом определявшего то, что впоследствии станет называться «общественным мнением». Пытаясь – вслед за французскими сыщиками XVIII века – распутать цепочку распространения такого рода стихов, американский историк вскрывает роль устных коммуникаций и социальных сетей в эпоху, когда Старый режим уже изживал себя, а Интернет еще не был изобретен.

Роберт Дарнтон

Документальная литература
Под сводами Дворца правосудия. Семь юридических коллизий во Франции XVI века
Под сводами Дворца правосудия. Семь юридических коллизий во Франции XVI века

Французские адвокаты, судьи и университетские магистры оказались участниками семи рассматриваемых в книге конфликтов. Помимо восстановления их исторических и биографических обстоятельств на основе архивных источников, эти конфликты рассмотрены и как юридические коллизии, то есть как противоречия между компетенциями различных органов власти или между разными правовыми актами, регулирующими смежные отношения, и как казусы — запутанные случаи, требующие применения микроисторических методов исследования. Избранный ракурс позволяет взглянуть изнутри на важные исторические процессы: формирование абсолютистской идеологии, стремление унифицировать французское право, функционирование королевского правосудия и проведение судебно-административных реформ, распространение реформационных идей и вызванные этим религиозные войны, укрепление института продажи королевских должностей. Большое внимание уделено проблемам истории повседневности и истории семьи. Но главными остаются базовые вопросы обновленной социальной истории: социальные иерархии и социальная мобильность, степени свободы индивида и группы в определении своей судьбы, представления о том, как было устроено французское общество XVI века.

Павел Юрьевич Уваров

Юриспруденция / Образование и наука

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология