Читаем Кембриджская школа. Теория и практика интеллектуальной истории полностью

Таким образом, эволюция будущего реформатора может быть осмыслена как постепенное осознание ограниченности возможностей эксперта, ставшего интеллектуальным лидером в группе молодых экономистов, воздействовать на действия высшего руководства и на поиск наиболее эффективных форм участия в принятии стратегических решений. В этом смысле логичной ступенью для честолюбивого экономиста, хорошо понимающего ошибки действующей власти, стало принятие роли руководителя процесса реформ в момент, когда такая возможность представилась. Осенью 1991 года, после неудачной попытки ГКЧП остановить распад власти и взять ситуацию под силовой контроль, при активном посредническом содействии Г. Бурбулиса Гайдар входит в новое российское правительство неизбежных реформ. Хорошо понимая глубину кризиса и принимая будущую непопулярность своего правительства, которое, не имея реального управленческого опыта, должно было принимать чрезвычайно жесткие меры, тридцатисемилетний экономист берет на себя роль лидера команды молодых реформаторов под политическую ответственность Ельцина, находившегося на пике популярности. Контекст, в котором им пришлось действовать, резко отличался от ситуации, в которой они работали как эксперты. Коллапс розничной торговли, бюджетный кризис и падение налогов, грозившие дефолтом и остановкой импорта зерна, независимость центробанков союзных республик, проводивших эмиссию в рублях, забастовки рабочих, вооруженные конфликты на Северном Кавказе – все это было лишь несколькими из десятков новых вызовов команде Гайдара и другим министрам нового правительства[612]. В целом группа реформаторов имела контроль только над частью ключевых министерств. Это позволило им провести либерализацию цен, внешней торговли и позже начать приватизацию, но они почти не могли влиять на Центробанк и имели жесткую оппозицию в лице большинства в Верховном Совете. Утверждение сильно урезанного бюджета и, соответственно, сокращение финансирования по множеству статей, за каждой из которых стояли большие ведомственные и общественные интересы, оборачивались острой полемикой на заседаниях ВС.

В качестве эксперта, экономического обозревателя и участника семинарских обсуждений Гайдар был убедительным и авторитетным собеседником для близких по духу коллег, которые за почти десять лет сформировали общий для группы макроэкономический язык, повестку и набор аргументов. Однако, став первым вице-премьером правительства, возглавляемого лично Б. Ельциным, в ситуации фактического двоевластия президента и Верховного Совета Гайдар оказался перед необходимостью напрямую убеждать представителей самых разных социальных и экономических групп, чьи финансовые, жизненные и властные интересы по вопросам распределения бюджета и приватизации он предлагал ограничить. Выработанный в группе экономический язык оставался непонятным не только целым социальным слоям и лоббистам экономических групп, но и большинству ведущих экономистов и специалистов, работавших в правительстве и Центральном банке[613]. Этот коммуникативный разрыв между реформаторским ядром и существенной частью руководства страны, экспертов и общества оставался одним из критических ограничений реформ. Реформаторы осознавали его, но задача получения прямой электоральной поддержки в первые два года реформ, равно как и задача поменять мировоззрение руководителя ЦБ, рассматривались Гайдаром и его ближайшими соратниками как нерешаемые[614]. При этом более широкая политическая поддержка, которую в начале преобразований обеспечивал Ельцин, стремительно снижалась на фоне резкого падения уровня жизни. В конце 1992 года и. о. премьер-министра понимает, что сформировавшаяся «мощная проинфляционная политическая коалиция», противостоящая его курсу на ограничение бюджетного дефицита и сдерживание инфляции, получает «твердое антиреформаторское большинство» в ВС. В отсутствие политической поддержки это предопределило скорую отставку его правительства [Гайдар 1996: 194] и выдвижение в качестве премьер-министра более компромиссной фигуры В. Черномырдина с сохранением представителей команды реформаторов и самого Гайдара на ключевых постах экономического блока. 1993 год стал годом нарастающего политического противостояния правительства Черномырдина и Верховного Совета вокруг вопросов приватизации и формирования бюджета. В условиях коммуникативного разрыва между двумя сторонами фактически речь шла о борьбе за верховную власть. Выигранный мартовский референдум позволил сохранить Ельцину инициативу, но не остановил борьбу, которая разрешилась только после неконституционного роспуска Верховного Совета и победы Ельцина в открытом силовом противостоянии с вице-президентом А. Руцким и спикером ВС Р. Хасбулатовым. Несколько танков и военная операция с сотнями погибших в центре Москвы поставили точку в этом противостоянии, но политическая позиция Гайдара в результате ослабла. Противник оказался более многоликим.

Перейти на страницу:

Все книги серии Интеллектуальная история

Поэзия и полиция. Сеть коммуникаций в Париже XVIII века
Поэзия и полиция. Сеть коммуникаций в Париже XVIII века

Книга профессора Гарвардского университета Роберта Дарнтона «Поэзия и полиция» сочетает в себе приемы детективного расследования, исторического изыскания и теоретической рефлексии. Ее сюжет связан с вторичным распутыванием обстоятельств одного дела, однажды уже раскрытого парижской полицией. Речь идет о распространении весной 1749 года крамольных стихов, направленных против королевского двора и лично Людовика XV. Пытаясь выйти на автора, полиция отправила в Бастилию четырнадцать представителей образованного сословия – студентов, молодых священников и адвокатов. Реконструируя культурный контекст, стоящий за этими стихами, Роберт Дарнтон описывает злободневную, низовую и придворную, поэзию в качестве важного политического медиа, во многом определявшего то, что впоследствии станет называться «общественным мнением». Пытаясь – вслед за французскими сыщиками XVIII века – распутать цепочку распространения такого рода стихов, американский историк вскрывает роль устных коммуникаций и социальных сетей в эпоху, когда Старый режим уже изживал себя, а Интернет еще не был изобретен.

Роберт Дарнтон

Документальная литература
Под сводами Дворца правосудия. Семь юридических коллизий во Франции XVI века
Под сводами Дворца правосудия. Семь юридических коллизий во Франции XVI века

Французские адвокаты, судьи и университетские магистры оказались участниками семи рассматриваемых в книге конфликтов. Помимо восстановления их исторических и биографических обстоятельств на основе архивных источников, эти конфликты рассмотрены и как юридические коллизии, то есть как противоречия между компетенциями различных органов власти или между разными правовыми актами, регулирующими смежные отношения, и как казусы — запутанные случаи, требующие применения микроисторических методов исследования. Избранный ракурс позволяет взглянуть изнутри на важные исторические процессы: формирование абсолютистской идеологии, стремление унифицировать французское право, функционирование королевского правосудия и проведение судебно-административных реформ, распространение реформационных идей и вызванные этим религиозные войны, укрепление института продажи королевских должностей. Большое внимание уделено проблемам истории повседневности и истории семьи. Но главными остаются базовые вопросы обновленной социальной истории: социальные иерархии и социальная мобильность, степени свободы индивида и группы в определении своей судьбы, представления о том, как было устроено французское общество XVI века.

Павел Юрьевич Уваров

Юриспруденция / Образование и наука

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология