Кенийские сафари

— Вожди говорят, что в этот вечер и все последующие вечера элмугета ничто не должно быть ярче луны, — пояснил мне Вако. И помолчав, добавил от себя: — Обычно во время этих церемоний не разжигают даже костров. Советую не рисковать: вожди разрешили тебе лишь смотреть, что здесь происходит. О том, что ты будешь пользоваться ярким светом, договора не было. Все увидеть можно и без него. Под тем предлогом, что ты оскорбляешь луну, они могут нарушить договор и прогнать тебя. Я вновь посмотрел на купель. Она была установлена так, что полная луна отражалась в воде как раз в ее середине. Вокруг ее отражения стояли старейшины. Очевидно, луне придавалось особое значение в этой церемонии.

Лангичоре кончил говорить и одновременно все четыре старика, стоявшие в купели, хлопнув в ладоши, издали протяжный, немного зловещий крик. Мораны ответили им резким отрывистым «ийе». Затем, как по команде, скинули с себя одежды, отошли от купели и, выстроившись в один ряд в длинную цепочку, побежали по поляне.

«Ийе! Ийе! Ийе!» — выкрикивали бегущие мораны, подпрыгивая, и резким движением как бы выбрасывали голову вперед. «Ийе! Ийе! Ийе!» — все быстрее и быстрее кричали они и в такт их ритмичному крику все быстрее и быстрее извивалась по поляне живая змейка из обнаженных, натертых верблюжьим жиром тел, поблескивавших в лунном свете.

У рендилле, как и у других нилотских и кушитских племен Кении, весь этот ритуал проходит исключительно под аккомпанемент человеческого голоса. Никаких тамтамов, никаких горнов и ксилофонов, так шумно сопровождающих ритуальные церемоний народов банту, здесь не было. Не было здесь также ни таинственных масок, ни устрашающих ряженых. Организаторы церемонии явно избегали мистики, они обращались непосредственно к естеству посвящаемых. Для придания таинственной торжественности обряду элмугет они взывали к самой природе.

— Ийе! Ийе! Ийе! — надрывно, уже срывающимися голосами кричали нагие воины, бешено прыгая по поляне, залитой голубым светом луны. «Ийе! Ийе! Ийе!» — вторил эхом темный таинственный лес. Эта обстановка всеобщего предельного нервного напряжения передалась даже мне.

Между тем три вождя и Лангичоре вновь вошли в купель, но стали на этот раз не посередине, а в одном из ее углов. С противоположного угла выстроились в очередь, чтобы войти в воду, все еще прыгающие и кричащие мораны. Они по одному залезали в купель, пересекали ее по диагонали, останавливались в том месте, где в воде отражалась луна, и, склонив голову, всем своим видом изображая покорство и смирение, шли дальше в угол, где стояли вожди. Те говорили им последние напутствия и давали отхлебнуть из большого бычьего рога глоток молока, смешанного с медом и кровью.

Некоторые из выстроившихся в очередь моранов, внезапно вскрикнув, вдруг падали на землю и, дрожа всем телом, принимались кататься по траве. Глаза их, как бы остановившиеся от ужаса, были обращены к луне, у губ появлялась белая пена. Это был не маскарад, а состояние глубокого транса, который я уже раньше наблюдал у многих нилотов во время ритуальных церемоний и танцев.

Другие мораны пытались успокоить своих товарищей, обращаясь с ними, как с больными, страдающими припадками эпилепсии. Трое-четверо мужчин садились на руки и ноги впавшего в транс, кто-нибудь просовывал ему между зубов толстую ветку, предотвращая тем самым укус языка. Минут через десять-пятнадцать конвульсивные движения прекращались, после чего находящегося в трансе морана относили к женщинам, которые обливали его водой. Еще через четверть часа, придя в себя, посвящаемый вновь прыгал среди моранов, стоящих в очереди в купель.

Для некоторых моранов свидание в купели со стоящими в углу вождями подобно часу страшного суда. Ведь одни из них могли подозреваться в трусости, другие — в связях с замужней женщиной или в неподчинении решениям старейшин. И тогда стоящие в углу четыре старца, посоветовавшись, могли отказать провинившемуся морану в праве стать старейшиной, на глазах у всех изгнать его из купели. Чаще всего именно такие, знающие за собой грех мораны и впадают в транс. Это объясняется страхом перед ожидающимся с минуты на минуту решением ритуальных лидеров. Другие же мораны доводят себя до состояния транса преднамеренно, желая тем самым показать, что они переживают свою вину. Так во всяком случае объяснил мне потом Лангичоре поведение посвящаемых.

Во многом элмугет у рендилле напоминает аналогичную церемонию эното у масаев и самбуру. Только у этих племен лайбоны дают свои последние напутствия посвящаемым не в купели, а в хижине, куда не допускаются женщины.

Большинству моранов старейшины разрешают остаться в купели. Примерно лишь один из пятнадцати посвящаемых отвергается стариками. Отверженный, смиренно склонив голову, уходит прочь туда, где его поджидают женщины, — как правило, те, кто надеялись по окончании элмугета стать его женами. Они рвут на себе волосы, рыдают и с помощью многочисленных подруг пытаются втолкнуть морана обратно в купель.