Кенийские сафари

Мояле — единственное крупное селение в этих краях. Его название происходит от слова «мойял» — пышной церемонии боран, во время которой мораны обрезают свои длинные косы. Поэтому и холмы, среди которых не раз проходила церемония, и город, выросший у их подножий, получили название Мояле. Город известен тем, что был единственным населенным пунктом Восточной Африки, оккупированным в годы второй мировой войны фашистскими войсками (в 1940 году его захватили итальянцы).

Мояле встретил нас обычной полусонной жизнью захолустной кенийской бомы. У полосатого шлагбаума, на границе Кении и Эфиопии, дремал полицейский. Он с трудом разыскал книгу регистрации машин, пересекающих границу. Любопытства ради я съездил на эфиопскую сторону, где находится город под таким же названием. Вся разница лишь в том, что написание кенийского селения — Moyale, а эфиопского — Moiale. В кенийском городе живет пять тысяч человек, в эфиопском — на тысячу меньше.

Несмотря на то что дело было уже в декабре, то есть в конце года, наша машина была записана в пыльном гроссбухе под номером девяносто восемь. Столько машин пересекло за год границу между двумя государствами. Это, конечно, не густо, если к тому же еще учесть, что Мояле считается главным транзитным пунктом для лиц, путешествующих из одной страны в другую.

Из этого, однако, не следует, что границу в Мояле пересекает мало народа. Пограничный шлагбаум на дороге, ведущей из одной африканской страны в другую, останавливает лишь тех, кто путешествует на машинах и по дорогам, то есть главным образом иностранцев. Африканцы же, свободно передвигающиеся по бушу без всяких дорог, пересекают границу, где им хочется, и в этих глухих местах нередко вообще не имеют представления о ее существовании. Поэтому глупо было бы требовать документы от кочевника, решившего перейти границу у шлагбаума. Он удивился бы, отошел от дороги на пару сотен метров и перешел бы из одной страны в другую посреди пустыни. Поэтому боран и шенгилла, дегодия и гурре спокойно подлезают под шлагбаум по нескольку раз в день, в то время как редкие обладатели автомобилей тратят часы на оформление паспортных и таможенных формальностей.

Эфиопский Мояле самый южный форпост влияния коптской церкви на землях местных язычников и мусульман. На пыльных улицах городка много коптских монахов, однако еще больше мужчин с ружьями, от нечего делать прогуливающихся вдоль дороги.

В кенийском Мояле — картина несколько иная. В ожидании «великой северной дороги», которая должна прийти в Мояле через два года, местные предприниматели уже начали сооружение отеля, в котором, как они надеются, будут останавливаться туристы, следующие из Кении в Эфиопию или в обратном направлении. Его строят, как и все лучшие кенийские отели, на берегу водопоя, к которому по вечерам из пустыни собираются дикие животные.

Мояле — город, по меридиану которого можно было бы провести границу между западными кушитами, чьи традиции и образ жизни испытывают сильное влияние языческих нилотских племен, и восточными кушитами-мусульманами, по своей культуре и укладу экономики очень близкими к населению Сомалийской Республики.

Гоша, хавийя, огаден, аджуран, гурре, дегодия, мурилле, марехан, абдвак, абдулла, аулихан — таковы названия кенийских племен восточных кушитов. Однако эти звучные названия существуют зачастую только в научных трудах этнографов и в памяти старых шейхов. Сами восточные кушиты в наше время все чаще начинают относить себя к единой народности. В отличие от боран или габбра, культивирующих свою обособленность, племенную самобытность, восточные кушиты, напротив, стремятся стереть отличия, разделявшие в прошлом дегодия и аджуран, огаден и гурре. На вопрос о своем племенном происхождении, они все чаще отвечают: «Мы — сомалийцы». При этом в термин «сомалийцы» - как правило, вкладывается не политический, а этнический смысл. Да и сами жители Центральной Кении, правительственные и партийные деятели, проводя различия между, скажем, кикуйю и туркана, луо и гирьяма, никогда не вдаются в ньюансы этнического состава восточных кушитов. Для них все жители северо-восточной Кении — «сомалийцы», «кенийские сомалийцы», «сомалийцы Кении».

Ислам, очевидно, был тем основным толчком, который снивелировал племенные особенности восточных кушитов, свел воедино то многообразие традиций и обрядов, которые столь характерны для язычников-нилотов и которые зачастую являются главной причиной для обособления той или иной группы кланов в отдельное племя. Ведь, например, масаи и самбуру говорят на одном языке, имеют совершенно одинаковый уклад скотоводческого хозяйства, одинаковые ритуалы, одинаковую структуру возрастных групп. И известно, что раньше они были единым народом — масаями. Самбуру не было вообще.