Кенийские сафари

— Все зависит от того, что это за семья, — наконец начал Абдуррахман. — Если семья или род, к которому она принадлежит, имеют много скота и этим скотом подкрепляется богатство и могущество племени, ее никто не сгонит с земли. Если надо, она даже может перегнать свои стада на равнины соседей, у которых мало скота. Вообще же границы между «владениями» как отдельных семей, так и родов и племени, в которые эти семьи входят, очень неточные. Отсюда и бесконечные племенные войны, споры из-за пастбищ и колодцев, кровавая месть, которыми так богато наше прошлое.

— Значит, те семьи, которые имеют много скота, могут рассматривать пастбища как свою собственность. А те, у кого скота мало, не имеют права постоянно владеть землей?

— Получается, что так, — подумав, ответил Абдуррахман.

— А что значит богатая семья в этих местах?

— Есть семьи, имеющие по две тысячи верблюдов. Это очень богатые семьи, — включился в разговор Юсуф.

— А что обычно имеет бедная семья?

— Это зависит от племени. В тех племенах, которые давно кочуют по «углу», даже бедная семья имеет около двадцати верблюдов. Но те племена, которые поселились здесь недавно, например мурре — гораздо беднее. Они пришли в Мандеру в тяжелые для них годы, почти без скота и быстро сделались вассалами более крупных племен, например гурре. От деда я слышал, что, стремясь уберечь свои пастбища и желая оставить мурре в зависимом от себя положении, гурре вообще запретили им разводить верблюдов. Они владеют только овцами и называются поэтому кель ули — «овечьи люди». Это племя очень бедных людей.

— Кто решает такие вопросы, как позволить или не позволить мурре иметь верблюдов, или, например, о том, следует ли предоставить возможность богатой семье пасти свои стада на землях бедняков?

— Это дело шейхов.

— Их избирают?

— Да, каждый год, на собрании старейшин.

— Однако, наверное, все время избирают одних и тех же лиц? — подтолкнул я собеседника к откровенному признанию.

— Да, так.

— И как правило, шейхи относятся к тем семьям, которым принадлежит больше всего верблюдов?

— Как правило, да, — голосом, выдающим удивление моей осведомленности, ответил Юсуф.

— Ну а кроме сотен верблюдов, что еще надо, чтобы стать шейхом?

— Надо уметь читать и писать, надо знать Коран и отстаивать верность ему, надо уметь исполнять обязанности кади[29].

Итак, в недрах общества скотоводов-кочевников зародилась прослойка богатых и относительно просвещенных феодалов, имеющих самые большие в этих местах стада. Они присвоили себе племенные земли, поставили в зависимость от себя более мелкие племена, прибрали к рукам власть и суд. Отстаивая ортодоксию Корана, они, конечно, не забывают и о себе… Используя религиозный авторитет и прикрываясь патриархальными традициями, эта племенная верхушка постепенно утрачивает свои первоначальные функции и начинает выступать в роли феодальных собственников.

— Кто пасет стада богатых старейшин и шейхов, владеющих сотнями животных? — поинтересовался я.

— Чаще всего — мурре. Старейшины разрешают им селиться на нашей земле, выпасать на наших пастбищах своих овец и коз. А за это они пасут стада старейшин, — объяснил Юсуф.

— Ну, не только мурре, — добавил Абдуррахман. — Не все в роду, к которому принадлежит старейшина, — богачи. Есть там и люди, почти не имеющие скота. Помогая шейхам, они и пасут их верблюдов. Один верблюд бедняка, двести — старейшины. Очень часто перегонять скот заставляют молодежь. Я бы и сам не попал в среднюю школу, если бы два года не гонял верблюдов одного важного старика…

До полуночи просидели мы у костра. Расставаясь, Юсуф предложил:

— Если вы завтра не уедете и решите поездить вокруг, мы с удовольствием будем вам переводчиками. Мы ведь учимся в Найроби и, разглядывая ваши карты, поняли, что сами не видели своей родной земли.

— Хорошо, — ответил я, — приходите сюда утром, часов в девять.

Кто бы мог подумать, что обстоятельства заставят нас встретиться гораздо раньше.

…В начале седьмого, когда я еще спал, кто-то заколотил по крыше моей машины. Вскочив, я увидал склонившееся над стеклом лицо Юсуфа. Он задыхался, как видно, от бега и весь дрожал.

— Эфенди[30], помогите, помогите! — едва переводя дух, закричал он. — Лев напал на мою сестру. Все мужчины с оружием ушли со скотом, вы ближе всех от места несчастья. Помогите!

Я впустил Юсуфа в машину и включил стартер. Как назло, после холодной ночи мотор долго не заводился. А надо было спешить, ведь машиной мы без риска и труда могли прогнать льва.

— Как это случилось? — спросил я, когда мы наконец сдвинулись с места.

— Моя сестра, Амина, с утра пошла к Веби Дауа за водой, но, не пройдя и двухсот ярдов от стойбища, закричала как раненая газель. Все выбежали на шум. Я увидел льва и сразу побежал сюда, потому что знал, что женщины и дети, которые остались в деревне, все равно не смогут ничем помочь.

— К сожалению, вряд ли мы успеем ее спасти. Если лев не испугался криков людей и не убежал, не думаю, чтобы твоя сестра еще была жива.