Кенийские сафари

Свои лодки жители Баринго сооружают из стволов дерева амбач (Aeschynomeme elaphroxylon), растущего вдоль южного берега озера. Его древесина легче пробки, и поэтому, как бы вода ни захлестывала лодки рыбаков, они никогда не тонут. Вместо весла здесь пользуются шестом, а за неимением его — ладонями. Это вполне возможно, так как борта лодки едва возвышаются над водой и с берега она скорее напоминает плот.

Полторы сотни нджемпс, ведущих лов с этих лодок, ежедневно добывают для кооператива четверть тонны рыбы, еще три четверти тонны вылавливаются с бота и плоскодонок, оснащенных сетями. Итого добывается тонна рыбы в день. Для маленького кооператива это оказалось настолько неплохо, что вскоре ему удалось выплатить весь долг правительству, а затем заинтересовать власти идеей и дальше развивать рыбную промышленность на берегу Баринго. Правительственная корпорация развития промышленности и торговли взяла на себя основные расходы по строительству на берегу озера холодильника. Держателями ее акций стали тридцать три рыболова нджемпс и туген. Затворник Ланчаро, убедившись, что среди акционеров завода нет женщин, сделался тридцать четвертым пайщиком. Пока что фабрикой руководит датский инженер, однако скоро из Копенгагена вернется поехавший туда учиться молодой нджемпс оле Чейтоток и тогда фабрика станет совсем африканской. Дела кооператива идут хорошо, и сегодня на прилавках всех магазинов кенийских городов «филе телапии озера Баринго» очень ходкий товар. Кроме телапии ловят также барбель и рыбу — кот. Но Киптилит мечтает уже о том, чтобы переселить в озеро огромного нильского окуня и хорошо растущего во всех африканских водоемах североамериканского черного баса.

— Нильский окунь привлечет сюда туристов и любителей спортивной ловли, и берега Баринго станут одним из наиболее процветающих уголков Кении, — говорил мне Киптилит. — Мы докажем масаям, что обрабатывать землю и ловить рыбу — это не так плохо по сравнению со скотоводством.

Достопочтенный оле Лемугут признает, что после того, как нджемпс объединились в кооператив и освоили новые земли, жить стало «мзури сана»[17]. Однако, встретив меня как-то на берегу озера в наивном костюме купальщика, он обрадованно заявил:

— Вот видишь, даже вазунгу считают, что в наших местах не надо навешивать на себя лишнее тряпье. А наша молодежь, с тех пор как здесь побывали эти три парня, научившие нас делать поля на болотах, и поселился агроном, решила, что, надев штаны, они станут такие же умные. Мода, что ли, на штаны пошла…

Но когда вечером я пересказал этот разговор комиссару, он расценил увлечение нджемпс брюками как признак роста их материального и культурного уровня.

Археологическая экскурсия в Тамбач

Вернувшись в Найроби, я занялся обработкой дневников и фотоматериалов, привезенных из сафари по долине Керио. Была ли долина «оазисом» древней культуры или она лишь составная часть более крупного региона, находившегося под влиянием азанийской цивилизации? Как велик был этот регион? Влияние каких народов в нем доминировало? И наконец, какова роль нынешних обитателей этих мест — нилото-кушитских племен — в судьбах азанийской цивилизации? Все эти вопросы заставили меня на время забыть о путешествии на Север и окунуться в тишину библиотек, променять встречи с моранами на беседы с учеными. Именно тогда познакомился я с доктором Джоном Саттоном — мировым авторитетом в вопросах азанийской истории.

— Месяца через три, когда кончится сезон дождей, я думаю возобновить свои археологические работы на нагорьях, в районе Тамбача, — сказал он. — Там я с удовольствием встречусь с вами, все расскажу и покажу.

Еще Хантингфорд указывал, что больше всего развалин сооружений азанийцев сохранилось в Кении, особенно на плодородных нагорьях с их умеренным климатом. Однако те самые благодатные районы, которые многие века назад облюбовали себе сириква, в наше время избрали местом своего жительства английские поселенцы. Совершенно очевидно, что вчерашним солдатам колониальной армии, авантюристам и искателям приключений, решившим стать в Кении чаеводами и свиноводами, было меньше всего дела до древних стен и искусственных террас. Памятники азанийцев на долгие века пережившие своих создателей, в 20-30-х годах нашего столетия исчезли почти повсюду, безжалостно распаханные тракторами или вытоптанные тысячными стадами фермерского скота.

Район интенсивной хозяйственной деятельности европейцев оканчивается у кромки уступа Элгейо, где зажатая со всех сторон темными хвойными лесами лежит бома Тамбач. Ее единственная улочка по бокам выложена костями и рогами диких животных, конфискованными у браконьеров, а наружные стены единственного каменного дома увешаны черепами буйволов и носорогов; у порога его лежит огромный слоновый череп. За домом открывается прекрасный вид на долину Керио. Современная цивилизация еще не шагнула вниз по склонам Элгейо, Вот почему именно в Тамбаче, на самом краю перепаханных нагорий, Джон Саттон решил изучать сохранившиеся следы азанийцев.