Кенийские сафари

— Это Джонстон Лики. Он разводит змей для того, чтобы получать из них вещество, обезвреживающее змеиные укусы. А разве ваши лекари не употребляют змеиный яд для исцеления больных?

— Это только плохие мганга возятся со змеями. Наши лекари вспоминают о них лишь тогда, когда хотят напустить страху на не в меру раскричавшихся женщин. Когда же надо лечить людей, наши мганга просят о помощи у пчел.

— Как же мганга лечат пчелами? — заинтересовался я. Меня поразило, что эти трудолюбивые насекомые имеют среди знахарей древнего охотничьего племени не меньший «авторитет», чем в цивилизованном мире.

— Не так давно у меня стало болеть вот тут, — и оле Сенгида хлопнул себя по пояснице. — И что же вы думаете сделал наш мганга? Он каждый день заставлял меня ложиться на солнцепеке и на глазах у всей деревни напускал на меня пчел. Мне было еще больнее, чем до того, как я пришел к мганге. Он сказал, чтобы я приходил к нему каждый день и каждый день пчелы кусали меня. И вот наступил такой день, когда боль прошла. Я подарил за это мганге целую зебру.

— Да, к слову. Похоже на то, что из-за пчел мы совсем забыли о нашей зебре. Что с охотой?

— Сегодня, мхашимиува, охоты не получится. Зебры пасутся там, где ветер обязательно донесет до них наш запах. Но к утру он изменится, и мы устроим настоящую охоту. Куда торопиться? Большинство мужчин уже вернулось в селение, а на кострах у женщин уже готовится еда. Пора подумать и о том, чтобы поесть, мхашимиува, — сказал он и жестом пригласил меня с Тивасом к своей пещере.

Ндоробо едят только два раза в день — утром, отправляясь в лес, и ближе к вечеру, возвращаясь домой после трудового дня. Не знаю, как назвать эту вторую трапезу — обедом или ужином, но она была плотной и сытной. Ели нечто вроде кукурузной каши, обильно залитой медом, а потом изжаренное на вертеле мясо канны. Кашу каждая хозяйка варила самостоятельно, и ели ее, усевшись своей семьей у своей пещеры. Антилопа же была общей. Кто хотел, отрезал себе хороший ломоть мяса, но уже не тащил его к пещере, а садился тут же, у костра, к которому постепенно за мясом и теплом подтягивались все жители. Я подумал, что это был очень мудрый обычай: проводить первую часть обеда в узком кругу семьи, а вторую — всем родственникам вместе.

Когда все насытились мясом, две женщины принесли кожаные бурдюки, в которых была вода, смешанная с медом и каким-то кислым соком. Тивас говорит, что ндоробо делают из меда и хмельной напиток, но сегодня его, очевидно, не полагалось. Закончив трапезу, все занялись своими делами.

Это очень интересно: сидеть где-нибудь в укромном месте африканского селения, не лезть никому на глаза и смотреть, что делают люди. Делают сегодня то же, что и вчера, и сотню, а может быть, и тысячу лет назад.

Мальчишки в кожаных набедренных повязках прицепили к ветке старого дерева дохлую цесарку и, достав из пещер свои детские маленькие луки, стали тренироваться в стрельбе. Начали с простого — старались просто попасть в цесарку, а кончили очень сложным — стреляли в глаз цесарки, раскачивающейся на веревке и в плоскости, и вокруг собственной оси. Удавалось это не всем. Те, кто промахивались чаще других, продолжали тренироваться и после того, как более ловкие сверстники разошлись. Они надеялись, что подобно своим отцам будут охотниками, хотя вряд ли еще одно поколение ндоробо сможет прожить в Кении этим древним занятием.

На поляне юноши натыкали сухих веток на расстоянии восьми-десяти сантиметров одна от другой. Они тренировались в прохождении через лабиринт этих едва закрепленных прутиков, не сбив ни одного. Это тоже важно для охотника: подкрадываясь к дичи, не наступить ни на одну ветку, которая своим хрустом могла бы выдать человека. Игры у ндоробо, как и у всех остальных африканцев, учат молодежь жизни.

Девочки, на которых тоже были лишь кожаные набедренные повязки, толкли какое-то зерно в огромной, выдолбленной из цельного бревна ступе или помогали своим матерям наводить порядок в пещерах. В общем ни мальчишки, ни девчонки не делали ничего особенного, что отличало бы их от сверстников среди скотоводов. А вот занятия женщин и мужчин у ндоробо резко отличаются от обязанностей тех и других на равнине. Там, внизу, женщины таскают за тридевять земель хворост и воду, доят коров, моют скот, готовят еду, строят хижину, ухаживают за только что появившимся на свет теленком, загоняют во двор ишаков, следят за детьми и делают еще уйму всяких мелких дел. Мужчины же разговаривают или занимаются игрой в камешки — бао. «Кто будет защищать наших коров и женщин, если враг нападет на енкангу, а руки наши будут заняты посторонней работой?» — всякий раз говорят они, сжимая в обеих руках игральные камешки.