Кэп и две принцессы

Ким собрался было повторить приказ, но вдруг понял, что гораздо важнее узнать куда и зачем так отчаянно несётся этот малыш. Он рванул за ним, стараясь не упустить из вида, и уже минут через пять понял, что переоценил свои силы. Если бы маленький бегун не приостановился возле одного из дверных шлюзов за грузовым контейнером («Кажется, один из бытовых складов», — промелькнуло в голове у Кима), то Полянский очень скоро потерял бы его из вида.

Далее произошло нечто ещё более удивительное: робомой пронзительно запищал в явной ритмичной последовательности, и шлюзовые створки немного расползлись в стороны. Но не как обычно, дойдя до самого края, а оставив ровно такую щель, в которую смог влезть маленький робомой.

Впустив малыша, створки тут же затянулись, оставив удивлённого Кима перед гладкой стеной. Ему пришлось уже настоятельно воспользоваться допуском, предъявив код техника, впечатанного в индивидуальные линии на ладони. Нехотя створки поползли в стороны.

Сначала Ким ничего не увидел, потом не понял, а потом пришёл в замешательство. Он ошибся, это не был склад бытовой химии или продуктовых брикетов. Тесно прижавшись друг к другу, между кабелей, приводов и гофрированных шлангов, всё пространство одного из машинных отделений занимали те, кого Ким Полянский и искал уже битый час.

Они набились в него — все робомои звездолёта «Иллюзион» — так плотно, что непонятно было как сюда ещё смог влезть крошечный беглец. Большие, средние и совсем малыши. Прижавшись друг к другу в вертикальном положении и занимая оставшееся пространство в лёжку штабелями. Выкручивая и изгибая все части, которые могли выкручиваться и изгибаться, только, чтобы освободить кому-то ещё хоть немного места.

Ким никогда не смог бы объяснить, почему эта картина вызвала у него такой животный, совершенно необъяснимый ужас. Несмотря на всю дикость этого предположения, ему было абсолютно ясно: они все от кого-то прятались.

Ким сделал сначала один шаг назад, а потом продолжил пятиться, пока не почувствовал спиной противоположную шлюзу стену. Почему-то створки не закрылись автоматически, и вся картина со словно впаянными друг в друга робомоями, всё время стояла у него перед глазами. Почувствовал лопатками, что он упёрся в преграду, Ким сполз по стене, сел на корточки и зажмурился.

* * *

Ёшка налаживала коммуникационные мосты с льсянином. Вернее, пыталась это сделать путём непринуждённой дружеской беседы. Пока без сенсорного усилителя. На свой страх и риск, потому что Ю Джин настоятельно рекомендовал «раскусить шпиона», как можно быстрее. Но Ёшка не приветствовала грубых методов «взлома», по крайней мере, пока не будут опробованы все варианты.

Грануляторы ещё раз нежно, но настойчиво прошлись по месту перелома на лодыжке Кена и синеватое сияние, окутавшее льсянина, померкло. Система должна была сейчас отрапортовать об успешной регенерации, но Рене терпеть не могла болтливую аппаратуру, поэтому сразу же выключила в медицинском модуле все голосовые функции.

— Интересно, — сказала Ёшка. — А…

Республиканец Кен, прямо скажем, не собирался помогать её усилиям, продиктованным исключительно миролюбивыми намерениями.

— Совершенно неинтересно, — перебил он.

— Нет, всё-таки интересно, — не согласилась с ним Ёшка. В желании добиться ответа на свой вопрос она всегда была невероятно упорна. — Вот у тебя такой стабильный эмоциональный уровень. Ты спокоен словно… Скажи честно, ты — модифицированная модель биоробота?

Ёшка, подключив все внутренние резервы, пыталась понять, что из себя представляет это существо. В нём мерцала какая-то загадка. Зрение, слух, тактильные ощущения говорили о том, что Кен — точно живой, и воспринимался он как брат-гуманоид (с небольшой корреляцией в зоологическую сторону). Но в то же время все сенсоры Ёшки разбивались о ментальные, наращённые слоями пластины, скрипучие, как панцирь рака. Одного из немногих животных на Земле, у которых не обнаружили никаких следов ноцицепторов, рецепторов, несущих информацию о боли в мозг.

— В конце концов, — рассуждала она вслух, полагая, что такая открытость может поспособствовать установлению взаимного доверия, — ведь может быть такая технология в биокибернетике, о которой мы ещё и не догадываемся. Признайся…

Кен попробовал пошевелиться, но ношематрик не дал ему этого сделать. Льсянин молча уставился своими круглыми, ничего не выражающими глазами на Ёшку, и она сдалась:

— Хорошо, хорошо, я ослаблю немного липучку…

Девушка пощёлкала пальцами по табло, мягко светившемся в панели капсулы, и льсянин наконец-то смог немного пошевелить затёкшими лопатками. Доставило ли ему это удовольствие, Ёшка не могла определить. На плечах, покрытых жёсткой шёрсткой, округлились внушительного для роста и размера кенгуру-крыса мускулы.

— Ты напоминаешь мне рака, — призналась она, задумчиво разглядывая республиканские плечи, — психологически. Хотя это ничем необъяснимо. По логике вещей, исходя из внешних признаков, у меня должны быть другие ассоциации. Наверное, это потому, что раки не реагируют на боль… Наверное, не чувствуют…