Кэп и две принцессы

Бактериальный посев был самым древним анализом из всех существующих, но до сих пор оставался популярным, благодаря своей базовой основательности. Рене вытащила из термостата два сосуда с высеянными накануне на агар колониями. Она перенесла штаммы на предметное стекло, сделала мазок, окрасила его и поместила на предметный столик микроскопа. В микроманипуляторе ждал исследования клон клетки, выделенной из этого штамма. Но им она займётся чуть позже.

Анализ был рутинным: размер и форма бактериальной клетки, наличие капсул, жгутиков, спор…

Это был образец, собранный на месте появления Дведика. Результат не блистал фееричными открытиями. Клетка слизи не содержала в себе никаких особенностей, и вела себя так же, как любая банальная бактериальная клетка на Земле. Ничего в ней не выдавало ту силу, которая может внезапно разрушить и тут же создать прочнейшие связи между молекулами кристаллической решётки. Ни малейших намёков на колоссальную энергию, которая способна перевернуть основы. И уж тем более генерировать силу, которая берёт под контроль человеческие эмоции.

Они установили камеры наблюдения на плато, где пережили встречу с этим существом. И когда Ю Джину удалось поймать робота-разведчика, которого он упустил, ловя спятивших коллег, беглеца они тоже настроили на слежку за местом давешнего явления. Никого там больше не было. Никого и ничего, напоминающего медведя. Впрочем, напоминающего кого-либо другого — тоже.

Может, то, что барахталось сейчас на осколке стекла под микроскопом, никак не было связано с явившемся из ниоткуда Дведиком. Потому что никакого Дведика и не было, а свихнувшийся мозг интерпретировал запись с датчиков Ю Джина так, как ему этого захотелось. И это вещество — просто какой-то неизвестный вид плесени, что покрывает скалистые плато Пятой? Плесень, вызывающая галлюцинации. В это Рене очень даже способна поверить. Они все — и Ю Джин, и экипаж КЭПа просто бредят.

Никто не видит их со стороны происходящего процесса. Кроме странного шпиона из неизвестной Рене республики Лься. Ю Джин сказал, что так называют себя представители планетарной системы одного из удалённых от центра галактики солнц. Три или четыре планеты, объединённые общим управлением, настолько далёкие от солнечной системы Земли, что практически не имеют с нами никаких точек соприкосновения. И кто сказал, что этот республиканец из чужого мира, кстати, тоже не является галлюцинацией?

Ой, нет. Рене остановила поток мыслей, вызывающих ощущение безнадежности. У неё почти не оставалось времени, чтобы выяснить, какое вмешательство свело с ума разведчиков «Иллюзиона». Если она, а следом и все остальные сейчас впадут в экзистенциальные переживания, кто поможет им на пустынной планете?

Рене сохранила запись процесса в памяти наручного браслета, и поместила под микроскоп следующий штамм. Это были посевы на основе анализов Кравеца и Смита. Она наклонилась над окошечком микроскопа, одновременно настраивая вывод на большой экран интимной жизни клетки бактерии, изъятой из организма капитана «Иллюзиона».

Наверное, от чересчур стремительного движения закружилась голова. Относительная резкость в окуляре исчезла вовсе, расплылась зелёным пятном перед глазами.

Купать цветы и выгуливать рыб

Доить железо и плазму плести…

На манер детской считалочки откуда-то из бездн подсознания у Рене выплыли эти строки. Из тех, что обрывками запоминаются в детстве, прочно закрепляются в глубинных слоях личности, а когда вдруг всплывают, то никак не можешь понять, откуда они вообще взялись в твоей голове.

Но это были совсем из ряда вон выходящие строки. Рене была на сто процентов уверена, что никогда и никто не учил её такой галиматье. Ёшка бы обязательно назвала их профессиональным словом апория. Вымышленная, логически верная ситуация, которая не может существовать в реальности. Бессвязная, нарочитая нелепица. Маленькие дети, кстати, любят такое — определяющее их непрочный, зыбкий, совершенно неизученный мир.

Но Рене уже давно вышла из дошкольного возраста. Каждое слово в этой считалочке для неё вопило искажённым смыслом. И в то же время она вдруг почувствовала, что вот эти самые слова сейчас и были единственно правильными, открывающими доселе тщательно запертый смысл. Они были словно ключ к тайным знаниям. Туда, где мир становился зыбким и единственно правильным. Рене оставалось только шагнуть за порог этой открывающейся двери. Один шаг. Только один шаг…

И плазму плести…

Какого чёрта? Рене стукнулась лбом о подставку микроскопа. Тонко настроенная аппаратура завибрировала, стекло с мазком вылетело из креплений, которые она не успела зафиксировать. Посев полетел на пол, и приземлился по закону бутерброда штаммом вниз. От удара Рене пришла в себя. Она даже не стала ругаться или сетовать на обстоятельства. Просто убрала за собой, наложила на растущую шишку мазь, которая подвернулась ей под руку, вышла из лаборатории, тщательно закодировав дверные шлюзы, переоделась в наружный скафандр, вывела крошечный двуместный флаер КЭПа и отправилась на «Иллюзион».