Кэп и две принцессы

Игрушек у Кима было великое множество, и она не понимала, почему его вечно тянет на какую-нибудь никчёмную ерунду, сломанные детали, ободранные обёртки, которые ветер поднимал даже из тщательно закрытых контейнеров и носил по улицам. Мама не понимала, как прекрасна яркая обёртка от конфеты, как она призывно светился живым огоньком, шуршит, намекая на спрятанную в ней тайну…

— Кими! Не поднимай всякий мусор, сколько раз я тебе говорила, — у мамы невероятная страсть к чистоте. Даже самое маленькое пятнышко на его рубашке или штанишках приводит её в ужас, а уж руки, хватающие мусор с асфальта, вызывают просто шок.

— Она красивая, — Ким улыбается, он хочет, чтобы она поняла, что красивая бумажка — вовсе не мусор, а подарок судьбы.

Мама с содрогание вытаскивает обёртку из его пальцев. Золотинка мнётся, скукоживается, на глазах теряет своё очарование. Ким хочет заплакать, но терпит. Если мама увидит его слёзы, разозлится ещё больше. Но она, кажется, чувствует, что перегнула палку. Садится на корточки перед ним, гладит по голове:

— Кими, ты видел помоечных котов? Тех, что трутся около мусоропроводов в надежде, что на них свалятся какие-нибудь объедки.

Ким кивает.

— Так вот, милый, эти коты когда-то были мальчиками, которые очень любили подбирать всякий мусор с пола. Из-за этой плохой привычки они превратились в бродячих котов.

Ким чувствует, как от страха у него сжимается всё внутри. Он пытается что-то сказать, но горло пережимает спазм. Проходит, кажется, целая вечность, пока из Кима наконец-то не вырывается хоть какой-то звук. Он такой противный, напоминает больше писк, чем реакцию разумного существа.

Мама тянет его за руку домой. Нужно срочно отмыться, помыть руки. Срочно. Нужно. Отмыть с себя уличную грязь.

Ночью Ким не может уснуть. Его раздирают на части ужас и жалость к мальчикам, которые превратились в бродячих котов. Он пробирается на кухню и достаёт из холодильника кусок колбасы, немного подумав добавляет к нему бутылку фруктового йогурта. Ему удаётся незамеченным проскользнуть в коридор мимо маминой спальни, и даже дверной охранник оказывается в спящем режиме. Наверное, мама, торопясь отмыть «поднявшегомусор» сына, впопыхах забыла настроить охранника на слежение за мальчиком Кимом Полянским.

Он крадётся к приглушённо ухающей трубе мусоропровода, прижимая к груди трофеи, вздрагивая от ночных звуков — внезапного потрескивания фонаря, порыва ветра, задевшего крону дерева, растворяющихся в темноте шорохов и стонов. Вдалеке от спального загородного коттеджа бурлит автострада, шумит рыком моторов и свистом ещё несовершенных, только входящих в обиход флайкаров.

— Мальчики, — дрожащим голосом говорит Ким, когда оказывается у огромной круглой тарелки с высокими бортами. В этом месте труба мусоропровода делает крутой крен, и дальше разветвляется к разным перерабатывающим заводам. В этом месте под напором отходов труба часто рвётся, и тарелка наполняется мусором, не позволяя ему разлетаться в разные стороны.

— Мальчики, — повторяет он, протягивая в сторону тарелки колбасу и йогурт. — Мне очень жаль… Вот… Вам…

Это всё, что может выдавить из себя Ким, прежде чем бросить в зев тарелки свои дары. Мусор шевелится, странно, очень неприятно шевелится, будто в нём разом двигается много каких-то маленьких, но страшных существ, и вдруг в самом центре тарелки возникает она. Словно вырастает из шевелящейся массы.

Статная женщина с королевской осанкой — большая, властная королева мышей и пауков. Она возвышается среди этой кипящей, бурлящей мелкими частыми буграми кучи, из кучи доносится пронзительный писк, и Ким понимает, что где-то там, в самой глубине живой пирамиды, в самом её основании кто-то ежесекундно умирает, так и не глотнув свежего воздуха, погребённый под массой равнодушной толпы. Так живут крысы, и она, эта женщина. владычица их мелких жизней. Они жмутся к её ногам, и она тянется прекрасными длинными пальцами к голове Кима, колышется, расползается, собирается в отдельные мелкие комки.

Ким приходит в себя уже дома, на его запястье — след от маминых пальцев, она тащила его по улице прочь от помойки, а он не издал ни звука, а только кидался на землю.

— Кими, — кричит мама, — Да что это с тобой, Ким?!

— Ким! Полянский! — громкий, испуганный голос режет плёнку, которую он тщетно пытался разорвать. Его тело сотрясается от резких набегающих волн, но в них нет ни капли влаги. Это сухие приливы воздушных колебаний, вернее, Кима просто кто-то сильно трясёт за плечи, пытается поднять с прохладного пола. В его тело реальность входит с этими толчками, неприятная реальность, Ким чувствует, что у него заложена носоглотка и плечи онемели от долгого сидения на неудобном полу. Он в ужасе поднимает голову, ожидая встретиться взглядом со своим детским кошмаром: владычицей мышей. Пусть теперь умом он понимает, что это был всего лишь старый манекен, выброшенный из магазина, но в глубоких далях его души, Ким помнит, как крысы жрали свою прекрасную владычицу.