Кэп и две принцессы

По его тону было понятно, что не будет варенья и ананасов. А Рене вдруг подумала, что она непременно будет скучать по этому плато. И по обветшалым мочалкам «крон» непривычных растений, которые с натяжкой можно назвать деревьями, и по печальному холмику надгробия погибшего Дведика, и по… По этим разговорам с красивым и мужественным разведчиком Ю Джином. Впрочем, последняя мысль была уже лишняя. Рене прогнала её от себя.

— Знаешь, — сказал красивый Ю Джин всё так же задумчиво. Он и не знал, что Рене будет по нему скучать. Совсем не догадывался. — … Гм… Управление рекомендовало использовать в нашем случае термин «странность»… Мы определили, что безусловно связь между этой медвежьей колонией и странностью моего экипажа есть, только я всё равно не понимаю…

— Почему штамм в нашем изоляторе исчезает сам собой, хотя на твой экипаж… не чихал Ким Полянский?

— Ага, — Ю Джин был, кажется, удивлён, что Рене понимает его сейчас с полуслова. И… наверное, ей показалось, что доволен.

— Ну да. Очевидно, они не могут существовать без связи с ядром., — сказала Рене. — Мы погубили ядро, и его производные оказались нежизнеспособны. Я не знаю, какая между ними связь, но ситуация подтверждает, что я права.

— А робомои?

— Не знаю, — сказала Рене. — Правда, у меня нет никаких догадок на этот счёт. Может, это случайное совпадение, и есть ещё какой-то фактор, о котором мы не подозреваем.

— Но ты указала в отчёте, что планета пригодна для жизни.

— С некоторыми условиями, — ответила Рене. — Дополнительными.

* * *

Ёшка хлопотала вокруг льсянина, которого ещё не выпустили из медицинской «липучки». Последствия аварии были устранены, в смысле, раны залечены, но Ю Джин всё ещё думал, в какой «застенок» лучше определить пойманного практически с поличным шпиона. Пока капсула в медблоке, фиксирующая пациента в одной позе, представлялась ему самым надёжным «острогом» для потерявшего в аварии свой звездолёт инопланетянина. Кстати, до сих пор так и не «расколовшегося», с кем он собирался тут встретиться.

— Не бойся, Кен, — сказала Ёшка и прикусила язычок. Он же недавно объяснил, что просто неспособен бояться. И они выяснили, что каждый раз, когда количество дофамина, адреналина или ещё какого-нибудь — любого — гормона у льсянина повышается, он тут же впадает в глубокий сон. Организм этого существа не даёт ему испытывать ни радостей, ни тревог. — Тебя просто спросят в Управлении о том, о сём, и отпустят домой. Знаешь, у нас очень строго на Земле с ксенофобией. Отношение к иным существам регламентируется исключительно толерантными принципами. Скорее всего, тебя вышлют на твою родину, и даже может разрешат поискать то, что ты так хотел найти на Дведике. Если хорошо объяснишь, зачем тебе это было нужно.

— Не-е-ет, — сказал Кен бесстрастным голосом, и показатели на его анализ манжете не дрогнули ни на долю микрона ни в одну, ни в другую сторону. — Теперь я уверен: то, что должно было встретиться со мной здесь, исчезло. Вот этого вот ОНО здесь больше нет.

Ёшка обрадовалась, что он заговорил. Она дрогнула рукой, будто собиралась поправить одеяло на Кене. Хотя, конечно, никакого одеяла на нём не было. «Это древний жест, означающий заботу», — подумала Ёшка, когда ладонь коснулась приятно подогретой капсулы. Никто уже не использует материю для покрытия во время сна, а жест остался.

— Ёшкин кот, — из-за шлюза раздался голос Полянского. Он явно не собирался заходить. — Где Рене? Она мне нужна сейчас…

— Пшшш, — зашипела Ёшка настолько громко, чтобы он её непременно услышал по ту сторону стены. — Я с тобой не разговариваю, и только ради счастья кэпа сообщаю: она с Ю Джином прощается. Подождёшь, не маленький.

— А-а-а, — сказал Ким. — Понятно. Тогда пусть, конечно…

— Что ему понятно? — наконец-то подал металлический голос переводчик республиканца Лься. — Он сказал сейчас как-то странно, что ему понятно.

— Ну, знаешь, Кен, — улыбнулась Ёшка. — У людей есть такая особенность. Иногда окружающим гораздо понятнее, что происходит с человеком, чем ему самому. Или с двумя людьми. Вот это, кстати, случается чаще всего.

* * *

— Подожди, — попросила Рене. — Ты сказал тогда, что есть какая-то страшная история, связанная с медведем из твоего детства. Ты не расскажешь мне?

Ю Джин посмотрел на неё с недоумением:

— Разве? Ну да, был у меня огромный игрушечный медведь. У всех, наверное, такие были. И я его почему-то очень боялся. Мальцом совсем был, глупым.

— Ты не хочешь рассказывать? — поняла Ёшка.

— Хочу. — Он улыбнулся. — Но пусть это останется поводом для следующей нашей встречи, ладно? Запомни, я должен рассказать тебе о медведе.

Ему даже не пришлось наклоняться, чтобы коснуться губами её щеки. Первый раз в жизни Рене не пожалела, что она такая высокая. До неё дошло, что он её поцеловал, только когда Ю Джин своей лёгкой походкой, пружинящей даже на Дведике, где сила тяжести превышала земную на двадцать процентов, уже удалился на несколько шагов. Она стояла и смотрела на его спину, а потом вдруг почувствовала себя неприлично счастливой.