Кэп и две принцессы

— Получилась стенка на стенку, — засмеялся Элиас. — Вирусы счастья наступают, но группировки гриппозных бацилл не собираются сдавать свою территорию. То бишь человеческий организм.

— Веласкес, оставь свою пацанскую терминологию, — строго сказал Кандель, и обратился к Ёшке. — Как сейчас себя чувствуют первые пострадавшие?

— Они совершенно здоровы физически, но опустошены морально. Вот так я бы определила их состояние. И Смит, и Кравец прошли весь комплекс анализов, чтобы выявить последствия контакта с внеземной органикой, а также подверглись углублённой биометрии. Сонограмма, сканирование сетчатки глаза, ДНК… По данным на вчерашний вечер, если не принимать во внимание сильную потерю веса у обоих и открывшуюся язву у Смита, то их состояние то же, что и перед полётом на Дведик.

— Они что-то говорят? — поинтересовался Элиас. — Вы пробовали общаться с ними?

— Да, конечно, — кивнула Ёшка. — Но, как и следовало ожидать, они мало что могут прояснить. Внезапный всплеск эйфории на пустом месте, состояние, близкое к полному антиподу алхимического нигредо… Вы же знаете, что это такое?

Кандель кивнул, засмеялся и пояснил для Веласкеса, делающего слишком понимающий вид:

— В психологии это состояние, к которому так любили взывать оккультисты, соответствует умственной дезориентации, погружению в мир, в котором темно, мрачно, жутко, страшно, отвратительно, уныло, тоскливо. Самое дно преисподней, где личность лишена своего «я» и брошена на произвол судьбы. Алхимики считали, что нигредо это начало любого процесса, в котором видоизменяются формы. Сначала все должно основательно перегнить, распасться на разрозненные частицы, которые и служат исходным материалом для созидательной силы. По мнению алхимиков, вначале все имеет привкус горечи и гнили. Всякий процесс превращения сначала ведёт к распаду или начинается с него. В нигредо человеку кажется, что на его глазах мир разваливается на части, особенно болезненно он переживает кажущуюся нескончаемость нигредо.

— Так вот, — Ёшка с удовольствием выслушала небольшую лекцию доктора Канделя, изредка удовлетворённо кивая. — Пострадавшие на Дведике говорят, что словно вырвались из состояния чёрного, бездонно одинокого нигредо, слились с сияющими искрами, и каждая из этих искр была светом, переполнявшим их. Ощущение цельности, собранности, возвращение к единственно правильному состоянию, некий рай до грехопадения, в котором и есть смысл существовать. Как-то так…

Она перевела дух.

— Они поняли, насколько истощены, только когда пришли в себя. И до сих пор уверены, что там, на Дведике, они испытали единственно правильное для любого существа состояние. Просто физическое тело человека ещё не готово принять благодать изначального существования.

— Мистика, — скорчил гримасу Элиас. — Оккультное значение религии. Трансцендентные переживания. Это человечество уже проходило. Жрали кактусы и галлюциногенные грибы, истязали плоть до возникновения глюков, принимали психоактивные вещества… Ничем хорошим для любителя таких экспериментов это не заканчивалось.

— Знаешь, что мне сказал Смит? — вопрос Ёшки был риторическим. — Что он постарается вернуться к этим «истокам». Так он выразился. Просто как нельзя сразу, без подготовки, давать телу физическую нагрузку сверх его возможностей, так и к состоянию абсолютного счастья нужно идти постепенно. Наращивая мышцы, так сказать…

— Он закончит плохо, — с уверенностью произнёс Элиас. Кандель и Арина всё это время молчали, внимательно слушая их разговор. — В ход пойдут запрещённые вещества и практики. Тот, кто встретился вам на Дведике, оказал медвежью услугу. Поманил людей блестящим фантиком, в котором оказалась конфета, которую никто не в состоянии разжевать. А на Пятую Лебедя всеми правдами и неправдами ринутся всякие несознательные элементы, искать новейший способ достижения блаженства. Уф…

Веласкес зажмурился:

— Я прямо вижу, как в ночных курабу из-под полы предлагают «самый забористый Дведик»…

— Откуда ты, Элиас, — подозрительно прищурился Кандель, — так хорошо осведомлён о жизни ночных курабу?

Нокер не успел ответить.

— А может они правы? — вдруг подала голос Арина. — Почему-то же человечество во все времена так упорно искало подобное состояние. Просто средства оказались неудачными…

Ёшке показалось, что няня выглядит как-то странно. Девушка побледнела, давила пальцами на виски, глаза и без того огромные, расплескались синим озёрным взглядом на пол-лица. Она явно думала о чём-то очень личном. Элиас подскочил к няне, осторожно обнял за плечи.

— Арина…

Она мягко отстранилась:

— Всё в порядке. И… Доктор Кандель, мы же первым делом собирались показать гостье наше главное достоинство.

* * *