Кэп и две принцессы

— Для связи с моей лабораторией…

Она вспомнила, как Рене как-то жаловалась, что вне КЭПа мало кто понимает их коронные шутки.

Глава шестая. Космическое чаепитие

— Может твой экипаж вышел прогуляться? — предположил Полянский, скептически оглядывая мрачный ландшафт оттенка запёкшейся крови.

— В наших скафандрах не предусмотрено достаточного количества вещества для функционирования кислорододышащих существ, которыми мы и являемся, — сказал льсянин, и замолчал, задышал сонно.

— А что ж так-то? — уже самому себе задал вопрос Ким, перекинув вырубившегося республиканца через плечо и шагнув в гофрированный приёмник. Рене последовала за ними, отдавая должное Полянскому, который во имя общего дела преодолел паническую брезгливость перед похожим на крысу инопланетником.

Наверное, этот зал казался маленьким обитателям Лься просто громадным: в звездолёте не было отдельных бытовых отсеков, и, судя по оборудованию, абсолютно вся жизнь проистекала в одном помещении, которое не имело ни единой перегородки или внутренней стены.

Внутри пустого «яйца» члены экипажа следили за полётом, ели, спали и занимались какими-то своими, льсянскими, неведомыми Рене и Киму делами. Не было ни спальных капсул, ни отдельных кают, ни даже индивидуальных ночных мешков, а также — кресел, диванов, стульев или просто возвышенностей, на которых можно было бы сидеть. Только большой лист из непонятного землянам материала торчал посередине пустого зала (стены заворачивались снизу и сверху овалом, как и положено скорлупе яйца), и блекло светил чертежом чужого звёздного неба.

— Это сколько суток нам придётся в этой пустой скорлупе болтаться? — пробормотал Ким, с тоской оглядывая гладкие выпуклые стены. Он пытался найти удобное место, чтобы определить впавшего в кому Кена, но, решив, что тут всё одинаковое, свалил его себе под ноги. Прямо там, где и стоял.

— А как ты несколько месяцев назад на КЭПе причитал, что всё у нас старое, неудобное, вот на «Иллюзионе» …

Полянский нахмурился.

— Всё познаётся в сравнении, — закончила воспитательное отступление Рене. — Будь счастлив тем, что имеешь.

Она тоже предпочитала не вспоминать, что в их экипаже занимала далеко не последнее место в ворчании по поводу устройства лаборатории.

— Состыкуемся и будем грузиться, — решила она. — Раньше взлетим, раньше вернёмся в родное гнездо. Может быть…

Последнее «может быть» прозвучало мрачновато, но ритуальные предрассудки накануне вылета, да ещё на чужом звездолёте никто не отменял.

— А эти гаврики? — Ким показал на бессознательного льсянина, видимо имея заодно в виду и его пропавшего коллегу.

— Когда Кен нормализует свой гормональный фон, то сам очнётся, а вот его товарищ, якобы, ждущий нас с распростёртыми объятиями… Давай пока думать, что он отлучился по неотложным делам и скоро вернётся… Никаких следов борьбы здесь нет. Если через несколько часов не объявится, пойдём искать.

— Ага, — согласился Ким, нащупывая на поясе освободившейся рукой парализатор. На КЭПе был предусмотрен небольшой арсенал с оружием посерьёзнее — на всякий случай, и Полянский поставил себе самой первой задачей выбрать парочку лазерных бластеров в ближайшее время…

— На всякий случай, — произнесла Рене. — Если что-то случится, ты сможешь разобраться в этом «льсятнике»?

Она имела в виду республиканский звездолёт. Ким кивнул.

— Если в управлении и есть отличия, то они не принципиальные. Кажется, он имеет базовые настройки, характерные для любого члена содружества.

Когда они, состыковав шлюзы, перетащили на звездолёт Лься всё необходимое и просто дорогое сердцу из КЭПа, на Второй наступил долгий вечер. Далёкое оранжевое солнце прорвало фиолетовый полумрак, царивший на застывшей планете, и прошлось по её поверхности коричневой кистью с мандариновым оттенком. Кажется, такой цвет у дизайнеров называется «танго».

Рене выключила затемнение наружных визоров, и это кирпичное танго теперь заливало прощальный светом кают-компанию КЭПа. Ренета надеялась, что покидают они свой скрипучий, родной кораблик ненадолго, но сердце всё равно горько сжалось.

— Давай почаёвничаем сегодня здесь? — неожиданно предложила Рене Полянскому.

— Только чашки потом с собой заберём, — гигантолог тоже страдал приступами меланхоличной ностальгии.

Они расставили всё, что требовалось для БОЛЬШОГО, настоящего чаепития. Старинный пузатый заварничек, к которому прилагалось шесть чайных пар, ещё в самом начале их знакомства притащила на КЭП Ёшка. «Всё равно мне не разрешат оставить», — печально сказала она, настороженно оглядываясь. Словно члены комиссии ежесекундно следят за ней, и вот-вот выскочат из-за ближайших кустов. Вид у Ёшки в тот момент был чрезвычайно жалостливый, и может, кто и поддался бы на её удочку, только не Рене.

— И сколько у тебя таких сервизов? — спросила она строго, едва сдерживая смех.