— Проблема? — переспросила она, делая чрезвычайно сочувствующий вид. Словно льсянин мог прочитать её гадкие, ксенофобские мысли.
— Мы не развиваемся, — явно повторил чьи-то чужие мысли льсянин. — Нет чувств, нет развития.
— Но у вас вон какие… своеобразные звездолёты, вы в космос выходите, — удивился Полянский. — В галактическое содружество принимают, как раньше в кавалерийский полк — только со своей лошадью.
— Какой лошадью? — не понял Кен.
— Ну, в смысле, только если есть Нуль-Т технологии, — пояснил гигантолог. — Со своим звездолётом — так я хотел пошутить. Но шутка не удалась. Раз вы смогли до этого додуматься, значит, вы можете мечтать, фантазировать, придумывать. А без понятия красоты, какой же полёт мысли?
— Мы не фантазируем, — ответил льсянин, и, несмотря на всё тот же металлический оттенок переводчика, Рене показалось, что он сказал это с грустью. — И не придумываем. Мы всё это получили сразу и внезапно.
— Как так? — Рене и Ким сказали в один голос.
— Вечность безмятежности, — пояснил Кен. — Сначала ничего не было, только одна сплошная безмятежность. А потом вдруг льсяне разом подумали. И посмотрели друг на друга. И каждый понял, что он есть.
— Разум, полученный внезапно? Без всякой эволюции видов? — догадалась Рене.
Республиканец кивнул.
— Так это называется. Мы были тем, что вы именуете животными. Жили в норах. Полагались на инстинкты. А потом — е равно мс квадрат, реальное пространство нашей планеты — трёхмерное, флуктуация нейтринного поля, прокол римановой складки… Вот так всё и получилось.
— Я поняла, — сказала Рене. — Вы получили разум настолько внезапно, что ваша эмоциональная система не успела перестроиться. Поэтому не выдерживаете нагрузок, связанных с выплеском гормонов и ваш организм ставит блок на любое проявление чувств?
— Что-то вроде этого, — кивнул льсянин.
— Понятно, почему в основе вашей политики лежит твёрдое убеждение в абсолютной безупречности всего, что вас окружает. Уверенность — это состояние, а не чувство, оно не даёт выплеска гормонов и нейромедиаторов.
Кажется, Ким даже немного начал сочувствовать крысо-кенгуру.
— Сейчас мы дошли до понимания нашей ущербности, — сказал льсянин. — Невозможно жить закрытой общиной, как раньше. Мы хотим развиваться наравне со всеми остальными членами галактического содружества. Но не можем. Здесь и физический аспект, и моральный, и ещё — нам просто хочется испытывать в полной мере… Хоть что-нибудь.
— Так твоя диверсия на Пятую как-то связана с этим? — Ким думал, что льсянин сейчас тут же упадёт в свою кому, чтобы не отвечать на этот вопрос, но на его удивление, тот не стал этого делать. Он просто сказал:
— Да. Не просите меня рассказывать подробно, потому что я и в самом деле не знаю, а тем более совершенно не могу то, что у вас называется «врать». Просто с этой стороны недавно были зафиксированы колебания пространства, точно такие же, какие прошлись по планетам Лься в период выхода из Безмятежной Вечности. Наши старшие решили, что опять начался Приход Сознания. Мы не можем стоять в стороне, когда такое происходит.
— А когда это было? — Рене вдруг почувствовала: вот-вот откроется что-то важное. Сработала та самая интуиция, которая вдруг посещает один, может, два раза в жизни. — В смысле, когда закончилась Безмятежная Вечность.
Кен что-то пробурчал, но она не поняла.
— Попроси переводчика точнее определить время, исходя из земного летоисчисления.
— Примерно восемьдесят лет назад, — сказал Кен.
Рене с Кимом переглянулись. Точно! Восемьдесят лет назад одновременно на нескольких планетах галактики существа, никогда не слышавшие друг о друге, вдруг одновременно воспламенились желанием объединения. И главное — они так или иначе стали получать для этого возможности. Эпоха великих открытий наступила одновременно в нескольких частях галактической материи. Тогда почти каждый год её жители в буквальном смысле слова натыкались друг на друга везде, где только можно. И все, словно в пьяном экстазе, бесконечно братались, устанавливали дружеские связи, выдвигали лозунги по консолидации, и — что самое странное — неотступно им следовали. Несколько десятилетий кипело воодушевлённое слияние всех и со всеми, пока не перешло в спокойную стадию содружества.
Две расы, которые пробовали, пользуясь случаем, нагреть на этом руки (кое-кто из Альфы собрался продать соседей, предварительно обратив младшую планету в рабство, а Селина и вовсе захотела всегалактического господства), погибли в жутких катастрофах, постигших их среду обитания. Уже тогда говорили, что Вселенная препятствует таким мыслям. И хотя в практике самой этой Вселенной совершенно не чуждо было зверское уничтожение одной галактикой другой, почему-то тогда все поверили в справедливый суд и скорую расправу над преступившими общий закон.