Кэп и две принцессы

— Страстями… — прищурился Мырск.

— Да, мы боремся с тем плохим, что есть в нас, — Рене вспомнила Ёшку. — А, значим, развиваемся, стремимся стать лучше…

— Но мы-то не развиваемся, — перебил её бюст. — И никогда не сможем. Мы — то, что есть.

— Любой живой организм развивается, — тихо, но всё ещё упрямо сказала Рене.

— Если он несовершенен, — сказал, как отрезал. Полянский бы назвал его выпад «опустил по полной».

Видимо Рене всё-таки сказала это вслух, потому что Мырск успокаивающе покачал мордочкой. Наверное, если бы он мог, то снисходительно погладил бы по макушке. Но он не мог, поэтому просто сказал:

— В моих словах нет оценки, Ренета Гомес. Я не говорю: лучше или хуже. Разные. Вот и всё. Мы просто не способны развиваться эволюционно. Всё, что нужно, приходит извне.

— Из облака знаний? — вдруг Рене вспомнила свой сон.

— Да.

— Я видела это. Когда спала там, в пещерке. Кто такая кормчая Иерсау?

— Ты бы сказала — дух. Её нет здесь, не беспокойся. Давно нет.

— Дух, который приходит к инопланетникам в сновидениях? — Рене не удержалась и скептически хмыкнула. Но, кстати, не совсем уверенно. Сама бы она до такого сна никогда не додумалась.

— Слыщащая третий звук, — сказал бюст, — которая пришла к принявшей Дитя Разума. А это, согласись, совсем другая история.

— Но это облако… Это правда?

— Несомненно, — подтвердил Мырск. — И в этом нет никакой, как вы говорите, мистики. Попробую доходчиво и кратко объяснить. Если начинать сначала… Рене, тебя ничего не удивляет в твоём самочувствии на Лься?

Рене задумалась. И вдруг поняла. Она здесь, по-видимому, уже несколько суток, но до сих пор ни разу не чувствовала голода. Разбитая голова прекратила болеть почти сразу же, как покинула льсянский звездолёт. И ей было… Так легко, что Рене воспринимала это состояние, как данность. Очевидно, Мырск увидел отражение прозрения на её лице, потому что практически засмеялся. Так Рене поняла: тихие булькающие звуки, которые он издал, больше походили на лай.

— Мы дышим невероятным воздухом, — сказал бюст, когда просмеялся или прокашлялся. — Золотым воздухом, нужно сказать… Воздухом, в составе которого есть Первопричина.

Рене не могла измерить содержание кислорода в атмосфере без аппарата, но они все свободно дышали: в атмосфере несомненно он есть. И… Возможно… Нет, скорее всего, Мырск, говоря о первопричине, имеет в виду гелий.

«— Чёрт побери, чистый гелий!» — в голове у Рене взорвался Полянский. Кажется, ему стало намного легче, так как он с большим интересом сейчас «подслушивал» её разговор с Мырском. — «Это же, это…»

Глава пятая. Сказки на научной основе

Тёплое и свежее июньское утро идеально для пробежки. Может, кто-то любит посуровее: сибирский январский мороз или июльский пустынный жар, но Ёшка предпочитала классику. Тем более что была одна вещь, которую синхронист сейчас знала наверняка: она больше никогда в жизни не будет тренироваться на экстремальных тренажёрах типа «Лунного ландшафта». Одного раза ей хватило.

Ёшка бежала по мягкой дорожке набережной. Слева серебрилась на солнце призрачная река, справа ворочался, просыпаясь, выдуманный город.

— Если взять за гипотезу мои ощущения, — размышляла она в такт неторопливой, лёгкой трусце, — то становится понятным, почему птица — транспортное средство леонидянина — не расшилась. Она попала вместе с ним в «дугу», но «мультяшка» не смогла «затащить» её во временной парадокс. Потому что… Потому что в сознании птиц и животных нет понятия прошлого и будущего! Они существуют здесь и сейчас. Я точно знаю, никто из моих кошек никогда не думает «Ох, как летят годы» или «О боже, я уже совсем пожилой». Или «Много лет назад, когда я был совсем котёнком…». А я вот думаю… Ох!

Под правым нижним ребром резко кольнуло, дыхание сбилось, в глазах потемнело. Мысль иногда бывает очень материальна, только что убедилась Ёшка.

Боль в боку вывела её из тупика, в который загнались мысли. Они казались безнадёжными в своей необъятности. Сродни попыткам представить бесконечность Вселенной.

— Отсутствие окончания Вселенной, — строго сказала сама себе Ёшка, — может таковым восприниматься исключительно в виду нашей неспособности осознать её масштабы. Свойство нашего мозга — это необходимость, чтобы у истории были начало и конец.

У её истории конец всё никак не наступал, и Ёшка была очень недовольна собой. Вдохновлённая и озадаченная одновременно отблесками Зеркала, синхронист надеялась, что какие-нибудь изменения произойдут и с некоммутами. Хотя бы с кем-то из них. Но прошла неделя, затем другая. Зеркало продолжало потрескивать помехами, пациенты неподвижно висели в вакууме над ложами. Безучастные и совершенно неопределённые — не живые и не мёртвые.

Ёшка зарылась в файлы их досье, не выходя из своей комнаты сутками. Глаза слезились от непрестанного мелькания цифр, имён и значений, голова пухла от информации. Что-то свербело в душе, предупреждая, что разгадка где-то на поверхности, совсем близко, но она никак не могла поймать этот маленький, шустро виляющий хвостик истины.