Кэп и две принцессы

— Это его развивающаяся, ещё неразумная часть. Зародыш. Потенция. Вы бы сказали — дитя, мы — продолжение яйца. Если мои догадки верны, то источник сейчас должен искать пропажу. Скорее всего то, что происходит в вашем секторе Галактики — это и есть результаты его поиска.

— Ребёнок… Дитя вечности…

В том, что сейчас рассказал Мырск она с одной стороны чувствовала какое-то мистическое безумие, а с другой, чисто по-человечески всё прекрасно понимала. Образ матери, которая вне себя от горя ищет потерявшееся дитя, очень хорошо ложился на земные мифы, легенды и религиозные переживания.

— И наша задача — каким-то способом найти управу на этого… эту потенцию?

Рене показалось, что Мырск устал. Под его подставкой в банке, откуда шли провода и шланги что-то сильно заволновалось, показалось, что слышно нарастающее шипение. Как будто пара-тройка больших змей недовольно свернулась в один комок под бюстом главного кенгокрыса. Он булькнул, словно вздохнул:

— Чтобы управлять чем-то, его нужно сначала поймать.

Рене засмеялась.

— Наши учёные ловят атом в буквальном смысле — с помощью особых электромагнитных или оптических ловушек, а затем охлаждают с помощью лазера. Может, у вас завалялась какая-нибудь лишняя ядерная установочка?

— А вот смеёшься ты зря. Это Дитя пока играет, забавляясь с тем, что ему подвернулось под руку. Наверное, вы его сильно напугали на Дведике, и он сейчас зол. А, может, уже хочет вернуться, но не знает как. А может продолжает махать своей погремушкой по связанному им воедино сознанию троих существ. Кто я такой, чтобы понять даже неразумную потенцию Странствующего Микрокосма?

И тут Рене поняла, что кое-что ей непременно нужно было сделать. Прямо сейчас. Но не на глазах у этих республиканцев, только что закончивших брачный сезон. Романтикой тут, конечно, и не пахло, но всё равно… всё равно…

— Простите, — сказала она, потупившись. — А где здесь у вас туалет?

* * *

Каждый такой поход для Рене превращался в мучительный квест. Она долго искала уединённое место, так как Мырск совершенно не понял её вопроса про туалет. После нескольких тщетных заходов она прекратила попытки объяснить, что ей нужно (наверное, зря пыталась использовать метафоры и аллегории для описания этого процесса), и теперь самостоятельно отправлялась бродить по щетинистому жёсткой, почти высохшей травой лугу, постоянно натыкаясь на стайки кенгокрыс.

Основной пейзаж Центральной Лься был однообразен, хмур и даже несколько угрожающ. Тёмно-багровые краски не радовали глаз: казалось, что всё вокруг окутано плотным туманом. Наверное, уроженцы планеты так хорошо видят в ультрафиолетовом диапазоне, потому что окно прозрачности атмосферы сдвинуто в именно эту сторону. Пронзительным острым лучом пробивался сквозь низкое и плотное небо далёкий белый карлик. Смотреть на него было ещё невозможней, чем с Земли на Солнце: он не обжигал, но через долю секунды всё перед глазами начинало плыть в неприятных зелёных разводах. И тишина здесь была просто звенящая, только скрипела трава искусственным треском, словно синтетическая.

Рене подумала, что не встречала ещё ни одной планеты такой разнообразной и прекрасной, как Земля. Но, может быть, это просто глаз человеческий так устроен, что видит только красоту своей колыбели, и иные миры для него всегда будут зловещими и тусклыми.

Она брела по равнине, ощетинившейся небритым ёжиком травы, скрипящей под ногами от сухости. В траве водились довольно увесистые насекомые со множеством ног, чем-то отдалённо напоминающие земную саранчу. Рене видела несколько раз, как кенгокрысы между делом прыгали за ними и, поймав, отправляли в рот. Наверняка, это не была обычная пища на Лься, скорее, десерт, совмещающийся с развлечением. Как человек, проходя под веткой с плодами, подпрыгивает и срывает яблочко. Даже если не голоден.

Почва была твёрдая, глинистая. Чуть мягче «трассы», которую проложили, не особо заморачиваясь, льсяне вдоль нескончаемой стены длинного здания. Его, кстати, Кен с гордостью называл «город».

Рене уже знала, что за полукружием невысоких скал, опоясывающих плато равнины, чернеет то самое мерцающее мраком озеро, которое льсяне считают то ли целебным, то ли сакральным. «Не даёт заснуть в самый ответственный момент», — так пояснили ей взаимными усилиями Кен и Ким.

Руки чесались взять на анализ эту жидкость, посмотреть её состав, впрочем, как и пробы грунта, воздуха и всего остального. Только Мырск, выдав провиант и домашнюю одежду без датчиков, из захваченного на «яйце» имущества лаборантов, наотрез отказался предоставить доступ к полевой лаборатории, которую они с таким трудом погрузили на льсянский звездолёт. Он категорически препятствовал любым попыткам узнать что-либо о Центральной Лься, кроме того, что сам рассказывал.