— Всё несите, всё, — нетерпеливо прикрикнула на них Рене, и, удивительно, но они её поняли. Пока Ю Джин осторожно помещал Рыже-белую в капсулу, льсяне вкатили хирургический шкаф с нужными Рене препаратами, инструментами и антисептическими костюмами.
— Все — вон! — она попробовала прогнать набившихся в зал зрителей, но они только прибывали. Кажется, восторженные кенгокрысы вот-вот начнут хлопать каждой манипуляции лаборантов. «Мы не знаем, что такое красота», — не очень кстати вспомнилось Рене, и она поняла: льсяне даже под угрозой смерти не покинут этот зал. Спасение кого-то — самое яркое событие, которое случилось на Лься в течение жизни нескольких поколений. Сердечно-лёгочная реанимация казалось им невиданным шоу, показательным волшебством, серией акробатических трюков.
Рене, стараясь абстрагироваться от толпы, окружившей лаборантов, быстро переоделась и открыла стойку с комплектом неотложного жизнеобеспечения. Полянский вводил кислород в лёгкие Рыже-белой при помощи ручного респиратора под прицелом стольких пар льсянских глаз, что чувствовал себя эстрадной звездой.
Через несколько минут трахеостомическая трубка торчала в горле Рыже-белой, ещё одна входила в левую ноздрю, два внутривенных катетера подавали жидкость. Дыхание её стало ровнее, сердечная кривая перестала выписывать угрожающие кульбиты.
Рене, не отрываясь, смотрела на небольшой экран портативного компьютера. Без рентгена и операционной она не могла с уверенностью поставить диагноз, но данные крови говорили о том, что первоначально она оказалась права: организм Рыже-белой был отравлен патогенной микрофлорой. С небольшой поправкой на инопланетный организм явно диагностировались гемоглобинемия и нейтрофилез. В лейкоцитарной формуле появились миелоциты, и это был уже прогностически тяжёлый признак.
— Чёрт побери, — подумал Полянский, который стоял у капсулы и видел экран только глазами Рене. — Это же…
— Если бы она была человеком, — кажется, Рене произнесла это вслух, — я бы сказала, что это «замершая беременность».
— Что такое? — удивился Мырск, всё это время с не меньшим, чем толпа кенгокрыс интересом наблюдавший за спасательным процессом.
— Внутриутробная гибель плода, бактериальный сепсис, замирание плодного яйца… Как я могу понятнее объяснить? Яйцо в её теле погибло, в общем, Кен, тебе не быть папой.
Кен казался ошарашенным. Рене вдруг подумала, что он не знает, что значит «быть папой». Есть ли вообще в республике понятие семьи? Родителей?
— Я могу её спасти, — сказала Рене. — Но может понадобиться операция. И кровь для переливания. А мне ничего не известно о совместимости ваших групп. Есть ли на Лься деление по группам крови? По резус-фактору? Вы вообще когда-нибудь озадачивались этим вопросом?
— Нам дано было знание, — сказал Мырск, и кенгокрысы одобрительно заклёкотали. — Только никому и в голову не приходило тратить его крупицы на пришедший в негодность материал…
— Значит, с республиканцем ничего не может случиться, а тот, с кем случилось, — уже не республиканец, а негодный материал? И на какой стадии вы определяете переход одной этой формы в другую?
— Мы ничего не определяем, — сказал Мырск. Он с каким-то болезненным любопытством уставился на ощетинившееся трубками неподвижное тело самочки. Полянский, почувствовав этот неприятный взгляд, нажал на регулятор, и верх капсулы сгустился в непроницаемую крышку.
— В том-то и проблема, — вздохнула Рене. Теперь, когда неизвестность отступила и эмоциональное напряжение уступило место трезвому разуму, она вспомнила древнюю заповедь звездолётчиков о чужом монастыре и своём уставе. Глупо было спорить с Мырском. Бесполезно и нерезультативно. Хотя… Она же смогла эмоциональным напором продавить его барьер и получила свой полевой медкомплекс. Значит, иногда слепые эмоции тоже на что-то бывают пригодны. — В любом случае, я попытаюсь спасти её. Только вот эмбрион… Он неотвратимо умирает, и тут медицина бессильна.
— Делай, что хочешь, — подозрительно быстро согласился Мырск. Кенгокрысы притихли. — Только это глупо. Как она, та, с которой что-то случилось, сможет опять влиться в непогрешимые ряды республиканцев? Не думаю, что Рыже-белая будет тебе благодарна.
— Об этом подумаем потом, — сказала Рене. — Непосредственную угрозу мы приостановили, сейчас нужно убрать объект воспаления и очистить кровь от токсинов. И…
Её вдруг осенило. В памяти всплыло почему-то напрочь загнанное на периферию сознания… Перед самой аварией она исследовала свежие данные формулы крови Кима, Кена и свои собственные. Последнее, что она помнит перед ударом: мысль «Откуда тут взялся этот кластер генов?».
«Что с тобой, кэп? Что случилось?», — Ким волновался в её голове, не в силах поймать разлетающуюся мысль.
«Состав нашей крови… Наверное, я сильно ударилась головой, потому что совершенно забыла об этом…»
Она сфокусировала картинку, стараясь, чтобы данные на мониторе выглядели, как можно резче.