Кэп и две принцессы

— Если безобразие нельзя остановить, — сказала Ёшка, опускаясь в кресло, — его нужно возглавить. Вы это наверняка должны знать, доктор Кандель. Они не просто дети, а профессионалы. Помешать мы им не можем. Значит, должны помочь.

Её обнадёживало только то, что самый детский ребёнок — Артур Фаэрти — надёжно заперт в обители покоя. Хоть на какое-то время. При изворотливости его получеловеческого разума нельзя ручаться, что в ближайший момент киборг не сможет найти выход из-под самого невероятного замка.

— Пусть Ёшка пойдёт первая, — сказал Элиас. — Сразу за мной.

— Ничего, — дыхание у Арины было на удивление ровным, казалось, она совсем не волнуется. — Я справлюсь.

Веласкес кивнул и прикрыл глаза. Он вошёл в Зеркало сразу, без предупреждения, тут же Арина качнулась судорогой. Уже привычный ментальный удар пронзил Ёшку, и она ещё некоторое, очень короткое, время чувствовала вокруг себя стены, пол и потолок зала, но уже через долю секунды реальность дрогнула и ушла в никуда. Остались только шипящие помехи, треск становился осязаемым, сменил качество звука на физическую форму. Ёшка дотронулась до разреженной поверхности треска, и он отозвался электрическим покалыванием в кончиках пальцев. Воздух вокруг тоже стал чёрно-белым и мелко подрагивающим, кололся в горле и груди, словно она с каждым вдохом затягивала в себя мельчайшие шарики репейника.

— Арина! — передала Ёшка, и вспышки треска вытянулись в волнообразные линии, чтобы тут же опять рассыпаться на составляющие.

— Я за Элиасом, нормально, — волны донесли до неё ощущение близости Родионовой. — Он так пыхтит, что потеряться нет никакой возможности.

Арина пыталась шутить.

С удивлением Ёшка обнаружила, что постепенно привыкает к колючему воздуху вокруг себя, вдыхать его ещё было больно, но уже не так остро.

«Странно, что это всё происходит внутри моей головы, — подумала она, — но происходит на самом деле. Моё тело вполне комфортно расположилось в удобном кресле, и в то же время я чувствую всё, что происходит в этом чужом пространстве. Странное состояние. Я иду вслед за Элиасом и Ариной или сижу в кресле перед Зеркалом? Впрочем, лучше об этом не задумываться».

Вход закончился так же резко, как начался. Что-то лопнуло в предположительном центре чёрно-белых помех, они брызнули в разные стороны, освобождая место непроницаемой белёсой пелене. Ёшка ожидала, что наступит момент, когда все их сознания сольются в единое, но ничего подобного не случилось. Она всё так же оставалась одна и напряжённо вслушивалась в парадоксально густую пустоту.

— Я — всё, — голос Элиаса вдруг стал слабым, словно таял. — Девочки, меня вышвыривает отсюда, долго я не продер…

Сигнал оборвался на полуслове.

— Он исчез, — Арина казалась удивлённой, но спокойной. Ёшка поняла, что сознание Вершининой не приняло нокера, и, если они немедленно что-нибудь не придумают, их с Родионовой тоже настоятельно попросят убраться прочь. Кажется, Арина решила то же самое, потому что в густом тумане вдруг тускло обозначилось дрожащее пятно света. Няня с трудом пробивала бессознательную взвесь, и, наверное, сказочное поле и в самом деле имело невероятную энергетику, потому что в этом зыбком светлом круге стали проступать рванные кляксы.

Сначала силуэты казались совершенно бесформенными, но постепенно сгущались волей Арины. Няня вводила энергетику сказочного поля дозированно, но твёрдо и неуклонно. Ёшка подхватила сигналы и принялась перерабатывать проявляющиеся пласты архетипов в сущности. Сказочные символы на глазах приобретали плоть и кровь.

Тенью метнулась из круга света мелкая серая птица, увязла в тумане, забарахталась, тоскливо закричала и исчезла. Там, откуда она возникла секунду назад, появилась узкая ладонь. Длинные пальцы, унизанные старинными тяжёлыми перстнями, вцепились в коротко обрубленный стебель алой розы, с которого были срезаны все шипы. Места срезов сочились каплями — неестественно алыми под цвет лепестков. Всё это Ёшка охватывала и понимала сразу и по отдельности, чувствовала резко и контрастно каждую деталь.

Роза закувыркалась в полёте, отскакивая от круглых белых пуговиц. Сначала проявились именно они, затем — плотная сюртучная ткань, к которой пуговицы были пришиты (Ёшка видела даже, как торчал короткий хвостик нитки из коричневого твида). В сюртуке наконец обозначился златокудрый молодец, тот, что секунду назад выронил розу. Откуда-то Ёшка сразу поняла, что это — принц, и от него немедленно нужно ждать неприятностей.

Чело принца перекосилось страданием, и Ёшка увидела лицо Артура Фаэрти. Живое, мальчишеское. Без вживлённых нейропортов и съёмных очков, всё время закрывающих глаза. Ёшка поняла, что она никогда не видела, какого они цвета. Оказалось, что серые, с зелёными брызгами у самых зрачков.

Арина упала перед ним на колени, хватаясь за полы древнего сюртука.

— Теперь я презираю тебя! — сказал он. — Ты ничего не поняла ни в соловье, ни в розе, зато могла целовать за безделки свинопаса. Поделом тебе!