Осознав огромную несоразмерность своей конечной природы и многообразия представляющихся ему возможностей, человек окончательно утонул бы в водовороте отрицательных эмоций, если бы не
Таким образом, вера не имеет ничего общего с интеллектуальной позицией и не является одним из многих моментов философской диалектики. Она, скорее, представляет собой фундаментальную экзистенциальную позицию, обусловленную конечной природой индивида, который перед лицом многочисленных, сбивающих с толку возможностей, сопровождающих реальность, знает, что Бог всегда может для него что-то сделать, что у Бога всегда найдется решение, чтобы как-то дать индивиду глотнуть воздуха и спастись.
3.4. История
Мы уже рассматривали различия между всеобщей и личной историей ндивида, отмечали особый характер, который придавал последней Кьеркегор (§ 2.4.2), а также упоминали, какую огромную роль история играла в романтической философии, обладавшей огромным влиянием и весом в первой половине XIX века. Но какой отклик эта концепция истории нашла в философских воззрениях Кьеркегора?
Все, что прошло через процесс становления, является историей. В качестве средоточия того, что уже случилось, история относится к сфере возможного. Само по себе становление может подразумевать определенную двойственность. Иными словами, внутри одного становления параллельно существует возможность другого. Именно в этом, собственно, и заключается история. Что это означает? В качестве примера давайте опять вернемся к нашей бабочке и посмотрим на куколку, с которой мы уже встречались. Куколка, она же бабочка в процессе становления, не имеет права на собственные желания и не обладает свободой – ей дано стать только бабочкой и больше никем. Становление куколки
Но вот становление истории однообразием не отличается, ведь она зиждется на воле и свободе действия, которые в состоянии изменить ее ход. Если куколка в процессе становления может стать только бабочкой, то история может повернуть как в
По мнению Кьеркегора, в качестве доказательства этой свободы действия и воли – доказательства, противоречащего здравому смыслу и философской традиции – можно привести тот факт, что для истории в ее общепринятом виде прошлому черты необходимого присущи ничуть не больше, чем будущему: то, что в приложении к прошлому считается необходимостью, на самом деле является лишь инвариантностью. Его удивительная аргументация сводится к следующему: если бы прошлое было необходимо самим фактом своего становления, будущее в своем становлении тоже приобретало бы черты необходимости и реализовывалось бы в рамках необходимости, сообщаемой ему прошлым. Переформулировав скажем, что позиционировать прошлое как необходимость означает представлять историю в виде принципа домино: последние костяшки обречены упасть только потому, что первые при падении сообщили факт своего падения остальным. Но ведь то обстоятельство, что ход истории предугадать невозможно, – ибо будущее выступает в форме возможного, а не необходимого, – подразумевает, что история не поддается такому толкованию и что ее смысл нельзя установить. Иными словами, Кьеркегор полагает, что безусловной логики, связывающей прошлое воедино, попросту не существует, в противном случае та же самая логика связывала бы и прошлое. Вполне очевидно, что тем самым он бросает вызов философии истории, предложенной Гегелем.