Хааст Хаатааст

Тем временем суровая зима Охотского моря отлютовала свое и начала истощаться; на море кое-где уже проседал лед, в горах возросла опасность схода снежных лавин. Суда в больших и малых гаванях острова ремонтировались и готовились к началу сезона навигации; рыбацкий поселок грохотал, суетился и снаряжался как будто на китобойный промысел. Хааст больше ни разу не видел Антипа, тот явно скрывался где-то в лесу, а если и спускался оттуда, то в таком месте, о котором Хааст не знал. Да и вся рыбная шайка стала вести себя в последнее время гораздо осторожнее – незримое присутствие Хааста (впрочем, не такое уж и незримое), похоже, начинало сказываться. Андрей теперь относил передачи Никите в основном по вечерам, почти перестал пропускать уроки и директор школы снял свои претензии к нему. Хааст порой брался ругать себя за то, что отвез тогда Антипа на санках домой, но, вспоминая как следует это приключение, он опять поддавался его обаянию, начинал симпатизировать Антипу, и чувствовал, что не мог тогда поступить иначе. Иногда он порывался раскопать дело Антипа и выяснить все про его преступление, но всякий раз что-то его отвлекало, руки не доходили до этого. Было много совместной работы с Леонардом, которую Хааст терпел, и с Чагиным, которую Хааст любил.

Глава 8

Весна вступает на острове в свои права в начале апреля. Море освобождается ото льда, воздух наполняется свежестью и ароматами новой жизни, тянущейся к солнцу из-под тающего снега. В один из таких погожих апрельских вечеров Хааст и Чагин, покончив с делами, собирались поужинать внизу в рыбацком поселке. Вызвав такси, они вышли из дому и направились ждать в их излюбленное место – к поваленному сосновому стволу прямо через дорогу от офиса, на самом краю обрыва. Солнце уже скрывалось за горным хребтом, начинало смеркаться. Умопомрачительный закат, характерный для этих мест ранней весной, разрисовывал небо. Лиловые тучи переливались невероятными оттенками, снопы преломленных лучей пробивались сквозь них и заливали солнечными пятнами кварталы лежащих внизу деревень и огромные куски моря. Казалось, что гигантские прожекторы выхватывали кругами света на темной морской поверхности рыбацкие шхуны, торопящиеся причалить к берегу до наступления полной темноты. Чагин достал карманный радиоприемник и поймал какую-то музыку. Он любил всякую старую, раритетную технику, ведь ее можно было не просто использовать по назначению – над ней нужно было священнодействовать, и он бессознательно возвращался, при прикосновении к ней, в дни своей молодости, и с любовью ощущал себя частью безвозвратно ушедшего прошлого – такое свойственно людям в возрасте. Передавали веселую песню про горы, долины и ветер перемен.

– Ветер перемен, Дуся, нужен тем, кто плывет по течению, – обратился он к Хаасту. – А тому, у кого весло в руке, никакой ветер перемен не понадобится.

«Точно», – подумал Хааст, «не было у меня в жизни никакого ветра перемен, никогда. Я сам решал свою судьбу». Но вслух сказал:

– Ну, на ветер надейся, но и веслом не плошай – как-то так, Виктор Матвеевич?

– Как-то так… – промычал в ответ Чагин. И, закурив, спросил:

– А скажите лучше, Хааст, почему вы нас не уволили к чертовой матери в первый же день, вы ведь за этим сюда приперлись изначально?

Хааст с удовольствием растянулся на стволе и закинул руки за голову. Приняв удобную позу и уставившись в небо, он ответил:

– Вот какая штука, Виктор Матвеевич, вы не поверите, но я и сам не знал, что должен вас уволить. Я очень торопился улететь из Москвы и не пошел на последнюю встречу с начальством, где мне все должны были объяснить.

– Так, прекрасно, а как же папка, которую вы привезли – там ведь все было черным по белому написано? – спросил Чагин.

– А я ее не читал! Достали уже со своими папками, сил никаких нет.

– Красота, да и только! Ну Хааст, вы даете! Мы тогда втроем чуть инфаркт не схватили. Ну, а что же после первой связи с континентом?

– Так это ведь уже было после спасения тех самоубийц, помните? Мне тогда очень понравилась ваша работа. Я и вас не хотел увольнять, и сам обратно не желал лететь. Я просто отказался выполнять инструкции.

– Чего-то вы, Хааст, недоговариваете, – с недоверием сказал Чагин. – В нашей организации нельзя «просто отказаться выполнять инструкции».

– Нельзя, – согласился Хааст. Но мне иногда можно. Только между нами, Виктор Матвеевич, дело в том, что замминистра транспорта – мой родной дядя.

– Ишь ты, – протянул Чагин. – Важная птица какая. Все с вами ясно, Хааст. Мажор вы и дети ваши будут мажорами.