Хайм

Потом суета кончилось; я остался один, и занавес растворился в тишине опустевшего дома. Но и тогда я чувствовал, что пока не вправе отдать себя смерти – во всяком случае, отдать добровольно. Возможно, дело тут в обычной трусости – не знаю… – я объяснял свое продолжающееся существование тем, что не хочу доставить своей жене такое же страдание, какое она доставила мне своим поспешным бегством в ничто. Понятия не имею, о чем она думала, ложась в горячую ванну с бритвой в руке, – о своей предполагаемой вине в смерти мальчика, о чрезмерности боли, о бессмысленности дальнейшего сопротивления… – но только не обо мне, своем спутнике и партнере.

Какими бы вескими ни были соображения самоубийцы, он не должен игнорировать тех, кого бросает на произвол жизни. Жена оставила меня в одиночестве – но не тотальном и окончательном, освобождающем от всех и всяческих обязательств, а в одиночестве мучительном, полном снов и теней, захлебывающихся ночных надежд и оглушающе горестных утренних пробуждений. В одиночестве нашего звенящего пустотой дома, такого счастливого еще два месяца тому назад.

Пустотой? В том-то и дело, что нет! Я продолжал повсюду видеть присутствие жены, слышать эхо ее шагов, вдыхать запах ее волос, осязать след ее руки на занавесках, ощущать ее взгляд на фотографиях, на вещах, на собственной спине. Ее уже не было – и она все еще была, и эта двойственность казалась мне особенно мучительной, ведь я из тех типов, которые во всем любят определенность, однозначность, досказанность.

Знала ли она, на что меня обрекает? Конечно, нет – я не мог даже предположить такого. Наверняка, будь у нее возможность заглянуть в будущее, чтобы хоть минутку понаблюдать за тем сломленным и убитым существом, которое она оставила после себя, жена немедленно отложила бы бритву куда подальше. Зато я знал! Я уже знал! И я просто не мог отплатить ей той же монетой – даже если она присутствовала рядом лишь в виде тени. Перед тем как лезть в петлю, я чувствовал себя обязанным покончить с призраками.

И я отдался этому занятию со свойственной мне методичностью. Я ушел с работы, выставил на продажу дом и принялся уничтожать все его содержимое: вещи, одежду, фотографии, книги, мебель, посуду. Я оборвал связи со всеми друзьями и знакомыми и уже через несколько недель сидел в самолете, уносящем меня в другой город, – без единого чемодана в багаже! Я был уверен, что дело сделано и отныне я принадлежу лишь самому себе. Увы, я ошибался. Она осталась со мной – в памяти, в тоске по тем самым предметам, которые я только что столь методично и безрассудно уничтожил.

И тут… тут я получил сообщение на наш общий интернетовский почтовый ящик. Сам не знаю, как он уцелел в горячке учиненного мною всесожжения: когда-то, миллиарды лет до эры несчастья, мы использовали его для покупок, счетов и прочих общесемейных целей. Я не заходил туда со дня смерти жены и мальчика, а тут вдруг зачем-то зашел и принялся механически стирать накопившуюся за это время рекламу, извещения о торговых скидках и прочий сетевой мусор. Понятия не имею, что заставило меня обратить внимание именно на этот мейл. Возможно, сыграл свою роль тот факт, что сообщение адресовалось конкретно моей жене, а не нам обоим или семье в целом.

Некий анонимный администратор извещал мою покойную жену, что для нее открыт аккаунт в доселе неизвестной мне интернетовской системе. Хайм? Что за Хайм? Далее указывался входной пароль и имя аккаунта: Трай. Попытка. Попытка не пытка. Мейл был отправлен спустя несколько дней после ее самоубийства и мог быть обычным спамом, который рассылается всевозможными рекламными подрядчиками по спискам случайных адресов. Но существовала и вероятность, что жена в самом деле создала этот аккаунт незадолго до своей и мальчиковой смерти, и тогда письмо являлось вполне законным подтверждением регистрации. Поколебавшись с минуту, я щелкнул по ссылке; открылась входная страница, приглашающая в «мир Хайма». Я набрал имя «Трай», затем – пароль и вошел в систему. Тогда я еще не знал, что останусь там надолго.

Нельзя сказать, что я вовсе не слышал о подобных вещах. Некоторые мои знакомые посвящали часть свободного времени интернетовским играм и были сильно увлечены тем, что именовалось виртуальной реальностью. Это всегда казалось мне пустой тратой времени, затянувшимся детством. Кем нужно быть, чтобы вообразить себя эльфом и шнырять по сказочному ландшафту, увертываясь от драконов и отстреливаясь от таких же чудиков, играющих за гоблинов и гномов?