Халиф на час

– И то правда! – поддержали солдата другие. – Чего от Бирона нам ждать хорошего?

В трактир зашли новые люди. Это были два оборванных солдата. Они сели в дальний конец в темном углу трактира. Все посмотрели на них с опаской. Фискалы из тайной канцелярии!

– Слыш-ко, – прошептал кучер. – Смотри, что за птицы залетели.

– Кровопивцы из тайной канцелярии. Коли чего услышат, так сразу орать «слово и дело».

– Сколь человеков в подвалах замучили. Страсть, – проговорил солдат. – Я сам видал как эти слуги Диавола трупы в Неве топили.

– Кто того не видел. Звери чистые.

– Оно так.

– Сиди да не мели языком.

– И когда это кончится? Когда вздохнем свободно?

– Тихо! Не дай бог услышат.

****

Между тем вновь прибывшие заказали водки и закусок. Они собирались сидеть долго. Солдаты положили на стол свои старые треуголки и бросили на лавки плащи.

– Пришли мы в паршивое место, – прошептал один по-немецки.

– А в таком и можно узнать то чего нам с тобой надобно, – ответил на том же языке второй. – Здесь и работают люди Остермана. Они станут ругать Бирона. И слухи поползут по Петербургу.

– На нас все смотрят с подозрением, – прошептал первый.

– Думают, что мы из тайной канцелярии. Люди Ушакова также не спят. Хотя они уже не так хватают на улицах и в кабаках людей. Время не то. Им нужно выждать, как и всем сейчас.

– Думаешь? А я слыхал иное. Подвалы тайной канцелярии забиты до отказа. Ушаков по-прежнему пытает людей по «слову и делу».

– Пытает, то правда. Но хватают не всех. При Анне не так было. Там за одно слово хватали. Нынче не так….

***

Через час выпито было достаточно, и солдаты-ветераны решили потешиться мордобоем. И почесать свои кулаки они решили о фискалов.

– Эй! – один солдат подошел к столу. – Расскажи нам как Бирон завещание императрицы подделал. Что скажешь, фискал?

– Я с Бироном не кумился, – ответил тот. – И не фискал я вовсе.

– А кто ты есть? – спросил солдат.

– Я солдат полка ингерманладского абшидованный (отставной) по ранению. И доносами не промышляю.

– Не промышляешь, стало быть? А коли я тебе зубы выбью?

– А коли я тебе?

Началась драка. Дрались двое на двое и расквасили друг другу носы. После этого солдаты выпили вместе. И сели за один стол. Драка перешла в совместное распитие водки и поедание закусок.

– А коли он не фискал, то честный солдат! Он солдат и я солдат. Выпьем.

Выпили.

– Я противу Бирона стою. Пусть принц Антон будет при мальце-императоре.

– И-то правда.

– Принц Антон? Да ты что? Ты знаешь, что сей Антошка обещался всех русских генералов в Неву покидать? А нам немчуру поставить? Ведаешь про то? Дурак!

– Откель знаешь?

– Да твой Антон Остермана слушает. А когда Остерман русского жалел?

– А по мне все одно, что Бирон, что принц Антон! Хрен редьки не слаще! Матушку Елизавету Петровну надобно на трон сажать!

– Верно! Долой немчуру! Виват Лизавета!

– Да ты не ори так! А то «слова и дела» дождешься.

– Сколь терпеть можно? Русские мы али нет?

– И верно!

Снова выпили. И кричать стали громче. Больше в этой компании ничего не опасались. Они готовы были бросить вызов всему Петербургу…

***

Год 1740, октябрь, 21 дня. Санкт-Петербург.

Тайная розыскных дел канцелярия.

Генерал Андрей Ушаков слушал своего секретаря Ивана Топильского. Тот докладывал, что сегодняшние заарестованные людишки лишь небольшая часть тех, кого следовало взять в железа (арестовать).

– Во всех кабаках Петербурга недовольные говорят во весь голос, ваше превосходительство. Всех не перехватаешь.

– И все против Бирона?

– Нет. И против семейства Брауншвейгского говорят. Мол принц Антон давно продался сам и Россию продал. Видать Либман своих людей в город послал говорить против принца Антона.

– Ты говори, да не заговаривайся, – оборвал его генерал. – Ты против кого говоришь! Либман человек регента!

– И что с того? Вы меня спрашиваете, а я отвечаю. Давеча взяли мы человека, а он имя Либмана назвал и грамотку нам показал. Пришлось его отпустить восвояси.

–И верно сделали, что отпустили. А чего говорил сей человек?

– Ругал принца Антона, да принцессу Анну Леопольдовну. И понял я, что Либман своих людишек по городу разослал, дабы они ненависть черни на семейство Брауншвейгское направили. Остерман же своих людей подговорил противу герцога Бирона толпу подзуживать.

– Да зачем сие? – спросил генерал. – Ведь герцог Бирон регент при малолетнем императоре Иване. А принц Антон отец Ивана. Нельзя им нынче ссориться.

– И я так думаю. Но сии немцы, что пауки в банке, ваше превосходительство.

Ушаков задумался. Будущее было непонятным. Сам Андрей Иванович привык, по-своему, честно выполнять свои обязанности и устои власти государственной охранял. Но вот теперь стало непонятно что есть сия власть, а что враждебно сей власти.

Бирон регент империи и правитель России. Но и принц Антон лицо не последнее. И вице-канцлер Остерман.

– Ты меня слушай, Ваня, – обратился Ушаков к Топильскому. – Мы с тобой разбираться в интригах и коньюктурах придворных не станем. Что будет далее одному богу известно.