Благодаря подруге-бретонке, которая радушно познакомила меня с таинственным современным кельтским миром Бретани, я ощутил свое привилегированное положение. Встречи такого рода предшествовали свиданию со Стивеллом. Еще до этого мы обошли места, которые невольно возвращали меня в далекое прошлое бардов. Потом я присутствовал на собраниях, которые не обладали никаким официальным или полукультовым характером, а были просто приватными посиделками приятелей, но они дышали атмосферой братства, особого единения, квазизаговора. А меня, сам не знаю почему (кроме гарантии, которой служило присутствие моей подруги), эти люди, не выказывая ни малейшего сомнения, принимали как своего! Помнится, на одном из таких собраний меня, не успевшего проронить ни слова, внимательно изучали. А когда ко мне обратились от имени всех присутствовавших, прозвучало: «Ты – кельт!» Меня очень приятно удивило данное определение, которое не допускало ни малейшего возражения. Многие из них и понятия не имели, как много кельтского наследия можно обнаружить на территории нынешней Сербии. Это знали лишь некоторые. Впрочем, о том, кажется, не подозревали и самые знаменитые французские и английские специалисты, изучавшие кельтов: в их объемистых книгах не было почти ничего о балканских просторах, кроме общих мест типа того, что дорогами этого пространства кельтские племена пользовались по пути в Дельфы. А на то, что кельтские скордиски основали мой родной город Белград (причем дважды!), они даже не намекали. Действительно не знали или были причины, чтобы не знать этого?
Наверное, вопрос покажется лишним, если вспомнить, что нечто подобное происходило и в Сербии, правда, в более мягкой форме, потому что нельзя было пренебрегать уже полученными знаниями о кельтском наследии. Но как-то старались обойти это сторонкой! Я не понимал, почему доказуемые и доказанные научные факты, выявленные немалым числом безусловно грамотных специалистов, в этом вопросе так старательно запихивают под сукно. Например, какая культура откажется похвалиться знанием о своих
Эта нерешенная проблема моего дворика ничуть не уменьшает ответственности франко-британских кельтистов, которые по неоколониальной привычке игнорируют факт существования собственного наследия на другой территории. Или, если выразиться помягче, которые не интересуются этой частью наследия.
Что, это политика?
Судя по Алану Стивеллу, это так.
Конечно, он сожалел о том, что под рукой не было Синана, но понимал, что это тоже судьба. Тяжкое бремя пережитого частичного полководческого поражения ему пришлось сносить самому, но и самому же предстояло освободиться от него. Синан при нем теперь присутствовал только в мыслях.
Когда летом следующего года был продолжен поход на Банат во главе со вторым визирем Порты, он понял, что гордость следует отодвинуть на второй план. Следовало забыть о своем высоком положении и вести себя как пристало обыкновенному солдату. Именно это возвращение к верноподданическому, безоговорочному послушанию без всяких излишних размышлений дало возможность другим, да и ему самому разглядеть в нем исключительно храброго воина. Теперь он командовал отрядами во многих битвах, часто рисковал жизнью и в итоге стал примером для солдат. Хронисты отметили эту его храбрость: «Соколович под Тимишоарой чудеса творил». Есть также сведения о том, что Мехмед Соколович в этом сражении (месячная осада Тимишоары)«так бросался на врага, что коня под ним убили выстрелом из ружья, его же самого Бог хранил, и он остался невредимым. Вскочил на другого коня и продолжил бой». Он завоевал всеобщее доверие: и обычных солдат в минуты их страха, и офицеров, которых он без лишних команд и приказаний личным героизмом вдохновлял на бой.