Хамнет

— Зато мне поручено управлять домом! — торжествующе, но с отчаянием возразила она — А тебе поручено заботиться о ферме. И, значит, я имею право прогнать ее, поскольку это дело домашнее, а не фермерское и…

— Дом принадлежит мне, — мягко повторил Бартоломью, — и она останется.

— Нет, не может она тут оставаться, — в бессильной ярости завизжала Джоан, — ведь тебе нужно думать о… о ваших братьях и сестрах, о репутации семьи, не говоря уже о твоей собственной, о нашем положении в…

— Она останется, — спокойно повторил Бартоломью.

— Ей надо уйти, она должна. — Мысли Джоан метались в поисках причины, способной заставить его передумать. — Вспомни своего отца. Что бы он сказал? Это разбило бы ему сердце. Он никогда не…

— Она будет жить здесь, — гнул свое Бартоломью, — до тех пор, пока дело не разрешится…

Агнес успокаивающе коснулась руки брата. В полном молчании они посмотрели друг на друга. Наконец, сердито сплюнув, Бартоломью коснулся ее плеча. Агнес криво улыбнулась ему разбитыми до крови губами. Бартоломью кивнул ей в ответ. Она смахнула рукавом грязь с лица; подняв с земли узелок, она развязала и опять завязала его.

Бартоломью заметил, как она закинула узелок за спину.

— Я позабочусь о твоих вещах, — сказал он, коснувшись ее руки, — не беспокойся.

— Не буду, — тихо промолвила Агнес.

Как-то неуверенно Агнес прошла по двору к яблочному амбару. Она зашла внутрь, но быстро вышла обратно с усевшейся на перчатку пустельгой. Ее головку закрывал колпачок, однако птица вертела и крутила ею, явно осваиваясь в новой обстановке.

С вещами за спиной, ни с кем не простившись, Агнес прошла по двору, завернула за угол дома и скрылась из виду.

* * *

Он стоял в отцовской палатке на рынке, праздно облокотившись на прилавок. День выдался морозный, с неожиданным жестким холодом ранней зимы. Глядя, как исчезают в воздухе облачка его дыхания, он вполуха слушал, как покупательница в раздумье оценивала достоинства беличьих и кроличьих перчаток, когда рядом с ним вдруг появилась Элиза.

Ее распахнутые глаза горели таинственным блеском, да и одарила она его странной улыбкой, стиснув зубы.

— Быстро иди домой, — тихо произнесла она, не позволив голосу выдать свое волнение. Затем она обернулась к выбирающей товар женщине и спросила: — Что вас интересует, сударыня?

— С чего это мне уходить домой? — напряженно выпрямившись, спросил он. — Отец велел мне…

— Не спрашивай, беги сейчас же, — прошипела она и, переключив внимание на покупательницу, сказала громче: — По-моему, с кроличьей отделкой самые теплые.

Размашистым шагом он продвигался к выходу с рынка, огибая палатки и уклонившись по пути от столкновения с телегой, груженной капустой, и с парнем, тащившим тюк соломы. Он вовсе не спешил: наверняка его ждут дома какие-то отцовские обвинения по поводу его поведения или очередное нудное задание, либо ему поставят в вину забывчивость, лень и неспособность помнить самые важные вещи, либо припомнят его отвращение к тому, что отец имеет наглость называть «честным трудовым днем». Он мог забыть принять какой-то заказ, или забрать партию кожи из дубильной мастерской, или нарубить дров для матери. Он спокойно вышагивал по широкой Хенли-стрит, останавливаясь, чтобы обменяться парой замечаний со встречными соседями, чтобы погладить по головке знакомого малыша, но наконец повернул к крыльцу своего дома.

Вытерев башмаки о половик, он тихо закрыл за собой дверь и заглянул в мастерскую отца. Отцовский стул пустовал, отодвинутый от стола как будто в спешке. Худенькая спина подмастерья склонилась над верстаком. Услышав, как щелкнул засов, парнишка повернулся и взглянул на него округлившимися испуганными глазами.

— Привет, Нед, — сказал он, — как делишки?

Нед, видимо, собрался что-то ответить, но вдруг опять закрыл рот. То ли кивнув, то ли мотнув головой, он махнул рукой в сторону гостиной.

Улыбнувшись парню, он удалился из мастерской в коридор, прошел по квадратным плитам столовой мимо обеденного стола и незатопленного камина прямо в гостиную.

Представшая его глазам сцена выглядела так странно и пугающе, что он не сразу понял и оценил случившееся. Резко остановившись, он маячил в дверном проеме. Однако ему сразу стало ясно, что его жизнь ждет новый поворот.

На низком стуле сидела Агнес с потрепанным узелком возле ног, напротив нее, рядом с камином, устроилась на скамье его мать; отец стоял у окна, глядя на улицу. На верхней перекладине спинки стула, обвив ее когтями, сидела пустельга, бубенчик опутинки свободно болтался в воздухе. В какой-то момент ему вдруг захотелось развернуться и убежать. И расхохотаться: настолько смешно выглядели пустельга и Агнес в их семейной гостиной, окруженные вычурными и живописными гобеленами, которыми так гордилась его мать.

Тихо охнув, он попытался собраться с духом, но все трое мгновенно взглянули на него.

— Итак…

Слова замерли у него на языке, когда он разглядел лицо Агнес. Ее левый глаз припух и покраснел от ушиба; под бровью змеилась кровавая ссадина.

Приблизившись к ней, он положил руку ей на плечо.