Хамнет

Джоан не проводила свои дни в праздности. Она вырастила шестерых детей (восемь, если считать чокнутую падчерицу и ее придурочного братца, которых ей пришлось принять под свое крыло после женитьбы). А в прошлом году она овдовела. Покойный муженек, естественно, оставил ферму Бартоломью, однако условия завещания позволяли ей, Джоан, жить там, приглядывая за домашним хозяйством. И она усердно приглядывала. Она не доверяла Бартоломью, считая его крайне недальновидным. Сообщила ему, что будет продолжать с помощью девочек управлять кухней, двором и садом. А Бартоломью с братьями пусть позаботятся о стадах на пастбищах, но она будет раз в неделю заглядывать к ним, проверяя, все ли там в должном порядке. В общем, Джоан изо дня в день ухаживала за курами, свиньями и молочными коровами, готовила еду и кормила мужчин, наемных работников и пастухов. Двум младшим сыновьям она решила дать самое лучшее образование, видит Бог, оно им понадобится, поскольку ферма, как ни жаль, не перейдет им по наследству. Под ее бдительным присмотром также жили три дочери (четыре, если считать падчерицу, хотя Джоан обычно ее не учитывала). Забот ей хватало, она пекла хлеб, доила коров, заготавливала ягодные напитки в бутылях, варила пиво, чинила одежду, штопала чулки, скребла полы, мыла посуду, проветривала постельные принадлежности, выбивала ковры, мыла окна, отскребала столы, причесывала волосы, подметала коридоры и драила ступеньки лестниц.

Поэтому понятно, что лишь через несколько месяцев она заметила некоторое сокращение предметов стирки из-за отсутствия месячных прокладок.

Сначала она подумала, что просчиталась. Стирка затевалась раз в две недели, рано утром по понедельникам, что позволяло успеть все просушить и отгладить. В одну из стирок обычно бывало мало месячных прокладок; у нее с дочерями менструации приходили одновременно; а у падчерицы, разумеется, они случались в другое время, у нее ведь все не по-людски. Она и ее дочери точно знали периодичность своих циклов: в одну из понедельничных стирок от нее с дочерьми накапливалось много засохших до ржавой рыжины прокладок, а в следующую — набиралось гораздо меньше — от одной Агнес. Стараясь не дышать, Джоан для начала забрасывала их в бак с водой деревянными щипцами и посыпала солью.

Однажды утром в конце октября Джоан разбирала грязное белье в прачечной. Куча рубашек, перчаток и чепцов собралась для погружения в кипящую воду с солью; чулки для стирки в корыте с прохладной водой; испачканные бриджи, заляпанная землей юбка, какой-то плащ, явно искупавшийся в грязной луже. Горка, которую Джоан обычно называла «пачкотней», оказалась меньше обычного.

Закрыв нос рукой, она принялась разбирать самые грязные вещи, провонявшую мочой простыню (ее младший сын Уильям еще не вполне надежен в этом отношении, несмотря на угрозы и уговоры, впрочем, ему пока всего три года, дай ему Бог здоровья). Следом пошла рубаха, испачканная каким-то навозом с прилипшим к нему чепцом. Джоан озабоченно огляделась. Постояла немного в задумчивости.

Она направилась во двор, где ее дочери, Кэтрин, Дженни и Маргарет, выжимали уже выстиранные простыни. Кэтрин привязала веревку к поясу малыша Уильяма, а второй конец обвязала вокруг своей талии. Он упорно сопротивлялся, дергая за свой конец, и тихо хныкал, цепляясь руками за траву. Он пытался добраться до свинарника, но Джоан слышала так много историй о том, как свиньи могут затоптать детей, поломать им кости или даже съесть. Она не разрешала младшим детям шляться где угодно.

— Где же месячные прокладки? — спросила она, остановившись в дверном проеме.

Две ее дочери, стоявшие напротив друг друга, выкручивали за концы свитую в жгут простыню, выжимая из нее воду на землю, но, услышав вопрос матери, оглянулись. Глядя на нее с невинным недоумением, они пожали плечами.

Джоан вернулась в прачечную. Должно быть, она сама ошиблась. Они должны быть где-то здесь. Она пересмотрела все сваленные на полу кучи. Перетрясла рубашки, чепцы и чулки. Вновь покинув прачечную, она быстро прошла мимо дочерей в дом и сразу направилась к бельевому шкафу. Там она быстро пересчитала стопки с выстиранными толстыми тряпками на верхней полке. Она знала, сколько таких тряпок имеется в доме, и обнаружила, что все они на месте.

Протопав по коридору к выходу, Джоан вышла на крыльцо и захлопнула за собой дверь. Помедлила на ступеньке, выпуская из носа облачка пара. Уже холодный, почти морозный воздух означал, что осень клонилась к зиме. Курица с важным видом шествовала по лестнице в курятник; привязанная к колышку коза, набрав полный рот травы, продолжала задумчиво жевать и лишь скосила на нее глаз. Ум Джоан прояснился, пронзенный теперь одним-единственным вопросом: «Кто же из них, кто именно, кто?»