Внезапно что-то заставило ее повернуться, не выпуская из рук влажную салфетку. Позже, рассказывая эту историю дюжине или около того знакомых горожан, она будет утверждать, что сама не поняла, почему вдруг повернулась: повернулась и все тут. «Сами понимаете, — уверенно заявляла она потом, похлопывая кончиком пальца по носу, — тут не обошлось без интуиции опытной повитухи».
По-прежнему удерживая младенца у груди, Агнес вдруг, сев в кровати, прижала руку к животу.
— В чем дело? — спросила Мэри, вставая с постели.
Агнес помотала головой и опять согнулась с тихим стоном.
— Давай подержу мальчика, — сказала Мэри, протягивая к нему руки. Ее встревоженное лицо исполнилось нежности. Повитуха поняла, что, несмотря ни на что, несмотря на восьмерых рожденных ею детей и преклонный возраст, Мэри очень хотелось взять именно этого малыша. Хотелось прижать его к себе, ощутить живое тепло новорожденного тельца.
— Нет, — стиснув зубы, сказала Агнес, скорчившись от боли. На ее лице отразились замешательство и страх. — Что происходит? — прошептала она срывающимся, испуганным, как у ребенка, голосом.
Акушерка вновь вышла на первый план. Положив ладонь на живот роженицы, она слегка надавила на него. И почувствовала, как напряглась его плоть, опустившись под ее нажимом. Тогда она живо подняла подол рубашки и пригляделась. Так и есть: уже показалась влажная округлость второй головки. Все стало очевидно.
— Опять началось, — сообщила она.
— Что вы имеете в виду? — спросила Мэри с легким высокомерием.
— Она опять рожает, — пояснила повитуха, — будем принимать второго. — Она похлопала Агнес по ноге. — У тебя, девочка, двойняшки.
Агнес встретила эту новость молчанием. Продолжая прижимать к себе сына, она откинулась обратно на подушки, явно измотанная, с посеревшим лицом, вяло склонила голову и вытянула ослабевшие ноги. О ее мучительных страданиях свидетельствовали лишь плотно сжатые губы и побелевшее лицо. Она позволила забрать малыша и положить его в колыбельку около камина.
Мэри и повитуха встали по разным сторонам кровати. Агнес смотрела на них широко раскрытыми безжизненными глазами, ее лицо стало смертельно бледным. Вяло подняв руку, она направила палец сначала на Мэри, потом на повитуху.
— Вас двое… — еле слышно прохрипела она.
— Что она сказала? — спросила повитуха Мэри.
— Не поняла толком, — покачав головой, ответила Мэри и обратилась к невестке: — Агнес, пойдем на родильный стул. Второй младенец готов. Он уже идет. Мы поможем тебе. На сей раз поможем.
Агнес содрогнулась от боли, заметалась по кровати. Вцепившись в простыню, она стащила ее с матраса и зажала конец зубами. Помимо воли, у нее вырвался приглушенный крик.
— Вас двое… — вновь, точно в бреду, пробормотала она, — всегда думала, что мои дети будут стоять у моей кровати, но оказалось, что это были вы.
— О чем это она? — хмыкнув, спросила повитуха, вновь заглядывая под подол рубашки Агнес.
— Не представляю, — заинтересованно ответила Мэри, хотя не испытывала особого желания понять невестку.
— Она бредит, — пожав плечами, изрекла акушерка, — не осознает, где она, так бывает. Ладно, — добавила она, вновь деловито выпрямившись, — ребенок идет, и нам надо стащить ее с кровати.
Подхватив Агнес под руки, они приподняли ее. Она позволила им перетащить ее с кровати к стулу и безропотно и вяло опустилась на него. Мэри встала сзади, поддерживая Агнес под спину.
Чуть погодя Агнес начала говорить, если можно так сказать о вырывавшихся у нее возгласах и бессвязных словах.
— Мне не следовало… — задыхаясь, пробормотала она практически шепотом, — никогда… не следовало… я неверно все поняла… его нет здесь… я не смогу…
— Сможешь, сможешь, — возразила повитуха, стоя перед ней на коленях, — родишь как милая.
— Не смогу… — Пытаясь добиться понимания, Агнес схватила Мэри за руку, ее лицо увлажнилось, распахнутые, ничего не видящие глаза заблестели. — Понимаете, моя мать умерла… и… а я отправила его… я не смогу…
— Ты… — начала было акушерка, но Мэри оборвала ее.
— Попридержи язык, — резко бросила она, — займись своим делом! — И, мягко поддерживая бескровное лицо невестки, спросила шепотом: — Что же не сможешь-то?
Агнес с мольбой и страхом глянула на нее своими странными искристыми глазами. Прежде Мэри никогда не видела у нее такого взгляда.
— Дело в том… — прерывисто начала шептать она, — что именно я… отправила его подальше… и потом моя мать умерла.
— Знаю, милая, — растрогавшись, сказала Мэри, — но ты будешь жить. Я уверена. Ты у нас сильная.
— Она… она была сильная.
Мэри сжала руку невестки.
— С тобой все будет в порядке, вот увидишь.
— Но как трудно… — пробормотала Агнес, — в том-то и дело… мне не следовало… нельзя было.
— Да что? Что тебе не следовало делать?
— Нельзя было отправлять его… в… в Лондон. Я ошиблась… не следовало…
— Ты не виновата, — успокаивающе проговорила Мэри, — это все Джон.
Склонившаяся к груди голова Агнес дернулась и повернулась к свекрови.
— Это я все придумала, — сквозь стиснутые зубы возразила она.
— Да нет, это же Джон отправил его, — упорствовала Мэри.