Хамнет

— Знаете, по-моему, вы неверно поняли ваше предвидение, ваше предсказание о двух детях. Скорее всего оно означало, что у вас родятся двойняшки, — добавил он, по-прежнему любуясь малышами, — Сюзанна, а потом двойняшки.

Его жена в ответ промолчала. Посмотрев на кровать, он увидел, что она уснула, словно только и ждала, когда он приедет и, забрав к себе на колени этих младенцев, укачает их в своих надежных отцовских руках.

* * *

Агнес начала просыпаться, голова резко приподнялась, губы и язык округлились, пытаясь произнести слово; она не вполне понимала, что это могло быть. Ей снился ветер, мощная невидимая сила трепала ее волосы из стороны в сторону, пыталась сорвать с нее одежду, швыряла в лицо пыль и грязь.

Опустив глаза, она взглянула на себя. Почему-то она спала не на кровати, а сидя прямо в одежде и привалившись к краю тюфяка. В руке у нее салфетка. Влажная, мятая, согретая теплом ее ладони. Зачем она держала ее? Почему спала сидя?

Осознание обрушилось на нее внезапно, словно в комнату ворвался шквальный ветер из ее сна. Джудит, лихорадка, ночь.

Агнес с трудом встала на ноги. Неужели она уснула? Как же она могла позволить себе заснуть? Она потрясла головой, словно пытаясь избавиться от сонного тумана, сбросить остатки сна. Комната скрывалась в глубоком мраке: самый глухой час ночи, самый смертоносный час. Огонь практически догорел, осталась лишь горстка тлеющих углей, оплывшая свеча погасла. В слепом отчаянье она ощупала тюфяк: пробежав по простыне, ее рука наткнулась на ногу, коленку, лодыжку. Подавшись вперед, Агнес нащупала тонкое детское запястье и две сцепленные вместе руки. Она осознала, что руки теплые. «Уже хорошо, — сказала она себе, отвернувшись и обшаривая сундук в поисках новой свечи, — очень хорошо, значит, Джудит все еще жива».

«Все хорошо, — твердила она про себя, зажав в руке прохладный восковой столбик свечи и разжигая ее фитилек над углями, — очень хорошо… Там, где есть жизнь, есть и надежда».

Фитиль загорелся, слабый огонек поначалу едва теплился, потом набрал силу. Агнес держала свечу в вытянутой руке, круг света расширился, оттеснив ночную тьму.

В раструбе света обозначились очертания топки с углями и каминной полки. Рядом на полу — домашние туфли Агнес и ее упавшая шаль. Перед камином под простыней на тюфяке выделялись ступни, ноги, коленки Джудит; простыня скрывала все тело, кроме лица.

Увидев лицо дочки, Агнес невольно прижала ладонь ко рту. Бледная кожа выглядела почти бескровной; глаза полуоткрыты, зрачки закатились под веки. Ее побелевшие приоткрытые губы потрескались, еле слышно слабое дыхание.

Не отнимая руки ото рта, Агнес горестно смотрела на дочь. Осознавая себя целительницей, она посещала многих больных и выздоравливающих и сразу распознавала притворщиков, лишь изображавших больных, распознавала скорбящих и безумных, и сейчас у нее вдруг мелькнула страшная мысль: «Конец близок». Однако как мать, отлично помнившая, как много лет уже пестовала и ухаживала, заботилась, кормила и одевала, обнимала и целовала этого ребенка, она взмолилась: «Нет, Боже, не позволяй ей покинуть меня, прошу, она не может уйти!»

Склонившись к Джудит, Агнес коснулась ее лба и пощупала пульс, размышляя, как облегчить состояние ребенка, и только тогда заметила нечто странное в освещенных пламенем свечи очертаниях девочки, нечто столь странное и нежданное, что ей не сразу удалось понять, что именно она увидела.

Прежде всего она заметила, что коснулась руки вовсе не Джудит, как сначала подумала, когда нащупала в темноте сцепленные руки. Пальцы девочки сплелись с пальцами кого-то другого. Рядом с Джудит на тюфяке перед угасающим камином — как ни странно это казалось — лежала вторая Джудит.

Агнес прищурилась. Тряхнула головой. Ну, разумеется, это же Хамнет. Мальчик спустился из спальни ночью и устроился на тюфяке рядом со своей двойняшкой. И теперь спал спокойным глубоким сном рядом, держа ее за руку.

Подняв свечу, Агнес присмотрелась к спящим детям. Позже она будет вспоминать этот момент, задаваясь вопросом: «Когда же я поняла, что на самом деле все было не так, как я думала? Когда я это заметила? Что же именно насторожило меня?»

Ее дочь с побелевшим от лихорадки лицом, действительно очень больная, лежала на спине, рядом с ней лежал ее сын, обнимая сестру рукой. Однако именно вид его руки насторожил ее. Агнес смотрела на нее как зачарованная. Она не узнавала руку Хамнета.

Она перевела взгляд на руку Джудит и увидела, что ее ногти испачканы чем-то черным. Похоже, чернилами.

«Когда же, — спросила себя Агнес, — Джудит научилась писать чернилами?»

Ее охватило странное, сводящее с ума смятение, безумные мысли роились в голове, точно гудящие пчелы. Она вскочила, вставила свечу в подсвечник на камине и принялась более тщательно ощупывать детей.