Хамсин

Димка ничего такого не собирался. Не было у него в планах с Никой спать. Или было? Они сидели в машине под ее подъездом. Слушали радио. У Димки всегда играла одна и та же волна «Ретро FM».

В окнах мигал свет: красный и оранжевый. Пока не закончился. Как заканчивается картошка к весне. Пока не осталось ни одного светящегося отверстия. И тогда Лебедев понял, что уже очень поздно и он слишком засиделся. Хотел посмотреть на часы, но они шли в обратную строну. Он стал прощаться, а Ника погладила его пах. Через тонкую шерсть брюк.

– Ника, не нужно, тебе пора домой.

– Дим, пожалуйста, я хочу узнать, какой ты здесь. Я только поглажу. Через одежду…

Он не успел опомниться, как она достала его плоть и сжимала маленькой рукой с алыми ногтями. А потом наклонилась и погрузила в рот головку. И стала так двигать языком, что у него из глаз посыпались искры. Лебедев застонал и понял, что не справится. Не остановит ее сексуальный порыв. И они занялись сексом прямо в машине…

А ведь Ника долго ждала, что будет интимное свидание в дорогой гостинице. Она даже высмотрела очень уютную, почти домашнюю – «Седьмое небо» называется. И уже представляла, как они закажут двухместный люкс, в котором песочного цвета спальня и стены темно-желтые, похожие на цвет груши Оливье де Серр. Ника даже вертела перед его носом буклетом, но он ничего не замечал и намек не понял. И тогда она решила, что ждать больше нельзя… Ведь уйдет. Ведь слишком примерный семьянин… И пока не проснулась совесть…

Она сидела сверху, и коленям было больно. Они упирались во что-то твердое. Лебедев не успел опомниться, как Ника разделась совсем. У него перед глазами мелькала ее вздернутая грудь, и он интуитивно ловил ртом ее сосок. И было дико, грешно и от этого очень остро. Ему казалось, что за ними наблюдает женщина, курящая на балконе второго этажа и что такого секса у него никогда не было. Он пытался нащупать рукой презерватив, трогая свой член у основания. И не мог вспомнить, что ищет. Нике было неудобно, но она продолжала стонать. Слишком рано она на него села… Слишком сухая еще была внутри… И к его финалу у нее будут мозоли.

Он пришел домой вором. Прятался в ванной и долго сидел на кухне, не включая свет. Ночь зажгла свечу, чтобы отмолить его грех. Он понимал, что этот грех только начало… И что воска потребуются тонны.

Дома было здорово. Чисто. Стильно. Дорого. Каждая мелочь ему напоминала о дизайнере в пальто с капюшоном, которое было велико размеров на десять. Лебедев варил себе на кухне кофе. Густой, как жижа чернозема. Надеялся отравиться и таким образом сплющить создавшийся треугольник.

– Лебедев, ты же слон. В твоих руках кофейная чашка смотрится, как игла. Тебе нужно кофе пить из пивного бокала, – шутила раньше Лада.

А теперь он пил практически из турки и никому до этого не было дела.

Утром он затирал следы. У него на трусах остались белые Никины пятна… Ему казалось, что он пахнет сексом. И что все понятно, стоит только задержаться на его глазах. Там все записано, русскими буквами.

И он изменил еще раз. Второй раз дался легче… И Ладины глаза уже не беспокоили… И в коридоре она больше не сидела, натягивая на колени шелковый халат. Просто стала совсем чужой. И перестала практически с ним разговаривать. Стала равнодушной и холодной. Она встречала его в коридоре, смотрела сквозь него на противоположную стену и шла дальше в своем домашнем платье цвета маренго. Он всегда шутил, что она в нем напоминает моряков времен первой мировой войны. А теперь так шутить перестал.