Очень тихо, пока Пирулетта танцевала, кружилась и вертелась, Кружек прошёл на цыпочках через дальнюю часть сцены, возле декораций. Правда, преодолеть ему удалось лишь полпути.
Зрители взвыли.
Конечно, правильным решением после этого было бы просто идти дальше. Но Кружек не мог даже шелохнуться. Его охватило чувство, которого он раньше не знал: боязнь сцены. И едва он повернулся к зрительному залу и увидел множество глаз, смотрящих прямо на него, – он застыл.
Он стоял, таращась в зал и обильно потея, а смех становился всё громче и громче. Впрочем, не всем это показалось смешным.
– Никто не смеет прерывать моё выступление! – разозлилась Пирулетта.
Она окинула его взглядом, тяжёлым, как её металлическая балетная пачка. Он попытался было объясниться, но прежде чем успел сказать хоть слово, Пирулетта схватила его и раскрутила вместе с собой в фуэте. Кружек вертелся и вертелся волчком, а потом отлетел – с грацией умирающего от тошноты лебедя – обратно в дальний конец сцены.
Поднялся на ноги он с большим трудом. Голова кружилась, он чувствовал себя униженным – однако, как ни странно, в нём прибавилось немного храбрости. Совсем немного, но достаточно, чтобы попробовать снова. В конце концов, вечеринка в честь дня рождения Старины Чайника должна была вот-вот начаться, а черепаха убегала.
Так что он отряхнулся, сделал глубокий вдох и снова вышел на сцену. На этот раз он нарочито отвернулся от зрителей, чтобы избежать нового приступа боязни сцены. Но, к сожалению, на Пирулетту он всё же посмотрел – и, так сказать, просто испугался. Она была разъярена. Она сделала несколько длинных, летящих прыжков, взмывая всё выше и выше, и когда её нога уже готова была прилететь ему в лицо…
Кружек поймал её. Он не знал почему – сделал это чисто машинально. Тем не менее поймал он её очень хорошо и даже красиво, и зрители зааплодировали. Пирулетта тем не менее разозлилась ещё больше. Она, кружась, отскочила от него, затем снова напрыгнула, крутя ступнёй, словно пропеллером. Кружек пригнулся и отскочил, но сделал это так грациозно, что зрители даже не поняли, что он до смерти перепуган. Им всё это казалось частью танца – великолепного балета с тумаками, пинками, бросками и прыжками, исполненного двумя истинными мастерами жанра. Наконец взбешённая Пирулетта схватила Кружека, и они завертелись по всей сцене, элегантно осыпая друг друга ударами.
Когда они всё-таки остановились и танцоры отделились друг от друга, Кружек поднял Пирулетту над головой в великолепной поддержке. Как так произошло, он даже сам не понимал. Но, поскольку это случилось ровно в тот момент, когда оркестр играл самые кульминационные ноты, зрители взорвались бурными аплодисментами. Они кричали, и свистели, и бросали на сцену цветы. Пирулетта, застигнутая врасплох реакцией, вышла к краю сцены и присела в глубоком реверансе. Кружек, который не хотел показаться невежливым, повторил за ней.
Учитывая, что это был его первый балет, всё вроде бы прошло очень даже неплохо. Он задумался, не задержаться ли ещё (публика умоляла танцоров выйти на бис), но ему нужно было поймать черепаху. Так что он сделал то же самое, что и любой другой артист на его месте: взял со сцены цветок, схватил его зубами и грациозно, с чувством собственного превосходства спрыгнул со сцены.
Он прыгал и прыгал, пока не выскочил из шатра через чёрный ход.
20. Таблички и тарелки
Тем временем Чаша (которая убежала в направлении, противоположном тому, куда унёсся Кружек) шла по черепашьим следам, уходившим в тёмный переулок. То была не яркая, весёлая сторона карнавала, где торговали сахарной ватой и кашей из солодового молока. Нет, то была жуткая, гадкая сторона, где торговали жёваными жвачками и кашицей из скисшего молока. У Чаши мурашки забегали, едва она сюда зашла.
Тем не менее она была твёрдо намерена отыскать сбежавшую черепаху и, если ей повезёт, ещё и вовремя принести часы на вечеринку-сюрприз в честь дня рождения Старины Чайника. Ради этого Чаша была готова пойти куда угодно.
Следы вели её по извилистой кривой дорожке – а потом вдруг прервались. Что, согласно принципам дедукции (Чаша прочитала немало детективов, так что всё знала о дедукции), означало, что черепаха должна быть прямо здесь. К сожалению, имелись две проблемы: во-первых, черепахи здесь не было, а во-вторых, само «здесь» было такое, что Чаша уже и рада не была, что нашла его.
То был гигантский рот клоуна. Был ли он частью гигантского клоуна, она даже не представляла, но если да, то не удивилась бы (в конце концов, это же тёмная сторона карнавала). Она точно знала лишь одно: перед ней стояли в ряд маленькие лодочки, на которых нужно плыть в этот огромный жуткий рот, а вот там… нет, об этом даже думать жутко.