Хаос времён года

Тихо ругаясь, я опускаюсь на колени рядом с Флёр. Ее кожа холодна на ощупь, веки не реагируют, когда я похлопываю ее по щеке. Я мог бы призвать свою зимнюю магию и попытаться привести ее в чувство, но в прошлый раз, стоило мне передать ей частичку своей силы, как она прикончила четверых моих Стражей и мне самому надрала задницу. Уже почти три часа ночи. Мы оба промокли до костей, замерзли, голодны и выбились из сил, но не достигли никакого результата. Я просовываю руку ей под колени и притягиваю ее к себе.

Ее голова безвольно болтается, дождь скапливается в углублении между ключицами и стекает по воротнику рубашки. Ее глаза закатываются, но веки сомкнуты неплотно, являя мне проблески воспоминаний, когда я, спотыкаясь, прохожу через ворота парка. Вдалеке гремит гром. Промокшими ботинками я ступаю по разлитым по улице лужам. К тому времени, как мы возвращаемся в дом с порталом, Флёр сотрясает сильнейшая дрожь.

Я пинаю входную дверь ногой, и чья-то рука отдергивает занавеску на боковом окошке. За стеклом появляется лицо того же нервного Стража, что и раньше. Как только дверь приоткрывается, я протискиваюсь в нее плечом. В тусклом свете коридора становится видно, что губы у Флёр посинели, и я проклинаю себя за то, что пропустил характерные признаки. Она не Гея, не Страж и не бог. Она – Весна, для которой нынешняя погода недостаточно теплая.

Страж запирает дверь и бросается за нами к лестнице в подвал.

– Все в порядке, Кронос? Могу я чем-нибудь помочь?

– Не путайся под ногами.

Я подбрасываю Флёр вверх и перекидываю себе через плечо. Она мертвым грузом болтается у меня за спиной, когда я спускаюсь по узкой лестнице и нажимаю кнопку лифта. Двери открываются, и я втаскиваю ее внутрь. Дождевая вода капает с ее волос, забрызгивая пол. Лифт начинает медленно опускаться.

Стражи в Перекрестье пятятся назад, когда я выхожу из кабины с Флёр на плече.

– Позвоните главнокомандующей Ликсу, – рявкаю я, и они расступаются передо мной. – Доставьте в мои покои чистые полотенца, дополнительные одеяла и смену одежды, а также тележку с едой и горячим питьем.

– Будет сделано, Кронос.

Они опускают головы, когда я прохожу мимо. Я уже привык к тому, что они избегают смотреть в единственный оставшийся у меня глаз, как будто не уверены, сколь многое я способен прочесть в их собственных взглядах, и не хотят рисковать. Если бы я думал, что они склоняют головы из уважения к моему положению, возможно, чувствовал бы себя счастливее. Но большинство из них делают это, потому что что-то скрывают и боятся последствий. Чем больше людей окружает меня, тем меньше я им доверяю. Преданность, порожденную страхом, легко завоевать, но несложно и потерять. Подобные узы прочностью не отличаются. Любой из этих людей отвернулся бы от меня, чтобы спасти свою шкуру. Флёр, по крайней мере, достает мужества противостоять мне.

Одной рукой поддерживая ее под колени, другой я провожу ключом-картой над замком, отпирая дверь и распахивая ее. Ковры в моих покоях все еще засыпаны пылью от штукатурки и битым стеклом, которое похрустывает под ботинками, когда я несу Флёр в ванную и включаю душ настолько горячий, насколько это возможно.

Она безвольной тряпкой соскальзывает с моего плеча, отказываясь держаться вертикально. Вода раскаленными иглами просачивается сквозь мою одежду, когда я прижимаю Флёр к стенке душевой кабинки, но она сползает на пол. Ее кожа покрывается мурашками, шея розовеет.

Я сажусь рядом с ней на корточки и похлопываю ее по щеке.

– Флёр, очнись!

Ее отяжелевшие веки приоткрываются, темные глаза медленно фокусируются на мне.

Я жду, что она оттолкнет меня. Или набросится.

– Есть хочу, – хрипит она.

Я поднимаюсь на ноги и выбираюсь из-под струи воды.

– Я уже распорядился доставить еду.

Флёр наблюдает за мной, положив руки на расположенную рядом с ней раковину, а я, уверившись, что она не утонет, выхожу из душа, хватаю из стопки полотенце, вытираю лицо и оставляю ее в ванной одну. Закрыв за собой двери спальни, направляюсь в гостиную, шлепая мокрыми ногами по ковру. Посреди комнаты стоит тележка с едой, на подлокотнике дивана возвышается стопка одеял и свежей одежды.

Когда я снимаю куртку, что-то падает на ковер – сломанная веточка с четырьмя жалкими бутонами, застрявшая, должно быть, в моей одежде.

Я задумчиво потираю грудь, крутя в пальцах сорванный стебель и мысленно возвращаясь к тому, что Флёр говорила о чувстве боли.

Мой разум устремляется к растению, но отскакивает от его оболочки, потому что я действую слишком быстро и напористо. Предпринимаю еще одну попытку, на этот раз осторожно и бережно прикасаясь мыслями к растению, и получаю вознаграждение в виде острого укола. Стараясь дышать равномерно, я проникаю глубже внутрь растения, приспосабливаюсь к его форме. Я представляю, как мои легкие расширяются, а кулаки разжимаются. Бутоны начинают дрожать, затем медленно раскрываются, их листья разворачиваются прямо передо мной.