Харбин

– Так оно и хорошо! – усмехнулся батюшка. – Не по-божески это переводить зря продукт.

Эти слова развеселили Кураева.

– Я, как погляжу, батюшка, вы к водочке-то не равнодушны! Только вот не противоречит ли это апостольским уставам, по которым вы, церковники, обязаны жить?

Его слова нисколько не смутили Серафима.

– Нет, не противоречит, – машинально проведя ладонью по окладистой седой бороде, проговорил он. – Да будет вам известно, сын мой, что сам Бог был виноградарем. Помните, что сказал Господь? «Я есть истинная виноградная лоза, а Отец Мой виноградарь». А посему под видом хлеба и вина Он преподал нам высочайшее Таинство Тела и Крови Своей, заповедав всем нам всегда совершать сие в Его воспоминание. Так что читайте Библию – там обо всем сказано.

Кураев усмехнулся.

– И все-то у вас, церковников, просто! – проговорил он. – Это нам, несчастным философам, приходится долго и мучительно искать ответы на поставленные жизнью вопросы, а вам лишь стоит заглянуть в свою Библию – и ответ готов. Но это же чепуха, если учесть, что многие положения в ней по меньшей мере спорны. Жизнь наша слишком богата для того, чтобы ее можно было познать до конца. Тем более объяснить с помощью книги.

– Вздор!.. Вздор несете, молодой человек… – начал злиться на него отец Серафим. – «Слова уст его – неправда и лукавство…» Так сказано в тридцать пятом псалме… Это о вас.

– И все-таки я настаиваю на том, что Библия не есть универсальный учебник жизни. В ней много противоречий и неверных толкований. Более того, порой она идет вразрез с цивилизованной моралью, – не сдавался Кураев.

– Ну, например? – встал в позу батюшка.

– Хотите примеров? – Кураев напрягает память. – Ну вот, пожалуйста… Многие философы современности считают, что одним из самых главных человеческих пороков является эгоизм. Я думаю, и вы согласитесь с тем, что эгоизм безнравствен по своей сути. Однако эгоистические корни можно обнаружить во всякой религиозной морали, поддерживающей нравственность воздаянием за поступки наградами и наказаниями, хотя бы и в потустороннем мире. И даже в христианской заповеди человеколюбия, которая рекомендует любить ближнего как самого себя, то есть выдвигает масштаб себялюбия в качестве критерия нравственности… Ну, разве это нормально? Если угодно, я найду вам и другие примеры.

– «Господи! Не в ярости Твоей обличай меня, и не во гневе твоем наказывай меня», – в ответ услышал он раздраженное.

– Да вы не злитесь, святой отец, – ответил ему Кураев, откровенно желая и дальше подначивать его. Но не пакости ради, а так, для куража. – Ибо, как считают многие современные философы, злоба еще более безнравственна, чем эгоизм. Злобные люди в отличие от эгоистов стремятся не к собственному благу, а к чужим страданиям…

Мария Павловна, решив, что гости слишком увлеклись разговорами, попыталась взять ситуацию в свои руки.

– Я как погляжу, вы разговаривать сюда пришли, – с нарочитым укором обратилась она к гостям. – Но ведь разговорами сыт не будешь… Батюшка, давайте-ка я вам салатику положу, – предлагает она Серафиму.

– Да, да, господа, веселее, веселее! – поддержал жену Владимир Иванович. – А может, вначале еще по рюмочке?..

– Я только за! – с готовностью вчерашнего студента произнес Кураев, который не забыл еще, как они с сокурсниками сшибали копейки, чтобы купить несчастную бутылку дешевого вина и тем самым внести в однообразие институтских будней некоторую толику веселья. – Вот же говорит отец Серафим, что дело это святое.

Его заявление было встречено улыбками.

Снова выпили. Теперь уже за хозяев этого гостеприимного дома.

– Давайте еще по одной – и все, и примемся за еду, – предложил Владимир Иванович, глядя на то, как скромно, если не сказать – скованно вели себя некоторые гости. Пусть, мол, еще выпьют – может, и повеселеют.

Это он имел в виду Шатурова с Болоховым. Ну, второй ладно, он здесь новенький, а ротмистр-то что сегодня такой невеселый? Али с Лизой поссорился? Вон ведь какой сидит – ну, право, чернее тучи… Нет, так нельзя.

– Жорж, мальчик мой, давай-ка наливай дамам! – командует он. – Уж коль взялся за это дело, так продолжай… Ну а вы, голубчик, – это он Шатурову, – водочки нам налейте. Что вы, ей-богу, сидите, будто бы на похоронах?

Ротмистру не надо было повторять дважды. Он быстро наполнил водкой рюмки и, дождавшись, когда Жорж закончит с шампанским, решил произнести тост.