Харбин

– Кажется, сюда кто-то идет! – отталкивая Лизу и хватаясь за кисть, произнес Александр.

– Это Сергей Федорович, – услышав знакомые шаги, спокойно проговорила она. Теперь ей было наплевать на все, главное, рядом с ней был любимый человек.

Вошел Шатуров.

– Я так и знал, что ты здесь, Lise, – попытался улыбнуться он.

– Да вот, Елизавета Владимировна пришла полюбопытствовать… – изобразив на лице крайнюю сосредоточенность, Александр пытался поправить кистью императорский эполет. – А еще она хорошую новость мне сообщила… Это правда?..

– Вы о чем? – не понял ротмистр.

– А про художественную мастерскую.

Шатуров кивнул в ответ.

– Да, мысль такая имеется… – сказал он и пытливо посмотрел то на художника, то на Лизу.

– Вы тут поговорите, а я пойду… – не желая дольше находиться под пристальным взглядом ротмистра, произнесла девушка.

– Приходите еще, коль будет желание полюбопытствовать, – даже не взглянув на Лизу, дежурным тоном проговорил Александр.

– Кстати, Александр Петрович, я предупредил Lise, что сегодня мы идем с вами играть на бильярде, – мельком взглянув на девушку, несколько сдержанно произнес ротмистр и неожиданно вздохнул.

«А ведь он по-прежнему ревнует Лизу!» – тут же сообразил Болохов. Вон как он внимательно рассматривал ее – словно сыщик, который везде пытается найти следы преступления. Не дай бог, если она расскажет ему обо всем! Тогда пинок под зад – и конец всем планам. Вот она, роковая роль женщины в истории человечества! Не случайно моряки, уходя в плавание, предпочитают не брать на борт ни одной юбки. Боятся, кабы что не случилось…

– Да, а билет на Вертинского я для вас все-таки достал, – известил Болохова ротмистр. – Должен вам сказать, это мне стоило труда – ведь от желающих отбоя нет.

– Я вам очень признателен, – оторвавшись от работы, поклонился ему тот. – Вот, Елизавета Александровна, видите? Теперь мне придется составить вам компанию.

– Правда? – невольно вырвалось у Лизы.

Шатуров пристально посмотрел на нее. Такой счастливой он ее еще не видел. «Неужели я прав?..» – тут же сжалось у него сердце. Нет, надо ее увезти куда-нибудь далеко-далеко, чтобы она никогда больше не видела этого художника. В юном возрасте все они, эти девчонки, влюбчивы, поэтому за ними нужен глаз да глаз. Все, решено, он ее увезет! Надо только закончить кое-какие дела…

2

Карсавин сразу не понравился Александру. Он быстро утомил его своими разговорами. Начнет о чем-то рассказывать – не остановишь. При этом в каждом слове его чувствовалась фальшь. Может, он не тот, за кого себя выдает? Тогда кто же он? И зачем он тут? Неужели и впрямь приехал в такую даль продавать заморские вина? Однако в это почему-то верилось с трудом…

А вот француз, которого он привел с собой и который назвался мсье Альбером, вел себя вполне естественно. Правда, пил много, но это так, издержки профессии. По крайней мере Болохов не встречал ни одного репортера, который бы не любил заложить за воротник.

Больше всего мсье Альбер пришелся по душе ротмистру, который, узнав, что тот был на фронте, очень обрадовался. Приятно было встретить бывшего союзника в войне против германца. Они даже выпили по этому случаю, а потом пустились в воспоминания. Французу, который был на фронте военным корреспондентом, о своих подвигах говорить не приходилось – разве что о чужих? Однако то, что он увидел и прочувствовал на войне, останется с ним до конца его дней. «Вы когда-нибудь попадали под газовую атаку? – спрашивал он Шатурова. – А мне приходилось. И в землю вместе со всеми приходилось зарываться, чтобы пулю не схлопотать, и кровью умываться, и товарищей хоронить».

А вот Шатуров, как истинный профессиональный вояка, о войне говорил взахлеб.

– Немец?.. Да что немец! Конечно, он воевать умеет, но не настолько, чтобы его бояться, – рассуждал он, удивляя собеседника своим хорошим французским. – Помню, зима, вьюга, холод собачий, а моему эскадрону приказывают выбить немцев с хутора… Если мне не изменяет память, то было где-то в Галиции… Решил действовать с наступлением темноты. Немцы ночью обычно не воюют – поспать любят, вот мы и хотели взять их тепленькими. Однако просчитались. Не успели мы выйти на исходную позицию, как по нам ударила артиллерия. Что делать? Отступать? Но ведь у нас приказ… Решили идти прямо на пули. Грохот, гром, кони под нами падают – ну, просто ад кромешный! Но мы наступаем. А когда сошлись в рукопашной, тут мы им и задали! Все припомнили: и деревни сожженные, и убитых товарищей, и кресты могильные вдоль дорог… О, это была картина в стиле Данте! Вся земля была залита кровью, и мертвые вокруг, мертвые… А сколько таких хуторов еще было впереди! Так же вот дрались, не жалея живота своего…

– И все напрасно! – усмехнулся француз.

– Это еще почему? – не понял ротмистр.

– А потому что вам лично и вашим товарищам не пришлось воспользоваться плодами побед. Ведь, насколько я помню, после Октябрьского переворота Россия вышла из войны.

– Заключив позорный для нас Брестский мир, – ухмыльнувшись, добавил Шатуров.