Хардкор

Д. Я. И тогда Голубев позвал меня играть в их проект «Хаос Валет», потому, что их басиста забрали в армию. И мы игрались в рок-энд-ролл и записали «Ручку от унитаза». У нас были противоречивые отношения, мы сходились, расходились, и года через два появилась группа «Тупые». Голубевым иногда двигали такие глубинные вещи, что понять было его сложно. Но я его чувствовал и признавал его талант. Я и сейчас, когда мне хочется поиграть, обращаюсь к тем вещам, которые мы тогда делали. С точки зрения музыки эти идеи остались актуальными и сейчас. Таких людей, как Голубев, конечно же, много, но из всех людей, которые играли в восьмидесятые, он был самым талантливым музыкантом из всех, кого я встречал. Другое дело, что он всегда впадал в артистические крайности, и самое грустное, что всех за собой тянул. При этом вместе мы были одним, а по отдельности разными. Я мог выйти после репетиции и дать бутылкой кого-то по голове – не потому, что я злой такой, а потому, что тут я один и сам по себе. И так музыка пошла, пошла. Я стал заниматься с братом своим. Антон участвовал в разных проектах, он и сейчас чего-то там делает.

М. Б. Эстрадный путь эволюции?

Д. Я. Я, в принципе, не против… но не надо к эстраде романтические лейблы клеить. Если честно зарабатываете деньги – пожалуйста. А мы играли только потому, что любили играть. Я учился в девятом классе, и это был 83-й год. О каких-то концертах и тем более карьерах, мы не думали, но мечтали, как и многие. Пытались нам пробить концерт на Малой спортивной арене, но не было своей волосатой комсомольской руки, и концерт не состоялся. Тогда уже началась «панкотня». В подвале на улице Алабяна устраивались подпольные концерты, на которых выступала «Коррозия Металла». Паук, можно сказать, пел… «Чук и Гек», такая смешная группа была. Хиппи недобитые, но играли весело. А других «панков», кроме нас, не было; и назывался наш проект «Диоген». Хотя сам термин уже был, и даже проводился в Зеленограде какой-то фестиваль, который пытались обозначить как панк. А мы лупили атональные аккорды на одной струне и рубили «Ручку от унитаза», «Помойку»… Пришло понимание, что рок-энд-ролл – это никакой не «Пинк Флойд».

Всё свалилось в кучу: и тусовки с Хенком и Уксусом, и эти концерты. Пошел 84–85 год. Началась тусовка в «Яме», что была в пивняке на углу Столешникового переулка. Там собирались по очереди все. Паша Роттен, веселый чувак. Денис Циклодол, единственный из всех «панк» по стилю и внешнему виду. Джус, добрейшей души человек, с мрачнейшим внешним видом. Фил, у которого папа был ирландцем…

Настоящий «панк» был в другом. Выходишь на улицу в вышеописанном прикиде. Сразу принимаешь на себя волну общественной неприязни и адреналина. Мне еще повезло с мусорней, которая была на первом этаже. Только вышел, сразу винтят. Правда, прессинга не было. Пожурили, отпустили. Тогда была непонятка. Общество не понимало, что происходит, но и не знало, как реагировать. Всё межсезонье было связано с какими-то глобальными проблемами в системе, и на молодежь никто внимания не обращал. Прессинг начался позже. Я тогда думал так: это было всегда – вся эта комса, милиция, кгбешники. А по сравнению с тем, что может сейчас на улице произойти, то, что было тогда, – было вполне себе нормально. Убивали редко. К тому же я был в меру радикален, поскольку только начал пробовать жизнь на вкус. Сейчас несколько иначе обстоят дела.

И путешествия, конечно. Я сорвался в девятом классе в Питер, который откровенно не люблю. Сам дух этот чернушный, хотя с людьми у меня проблем там не было. Именно дух, который многих на суициды провоцирует. Но люди там замечательные. Одинокий тот же: веселый, даже истеричный.

А началось все с того, что я поехал с друзьями в Таллин. Ехали мы к другу в армию, а в Питер поехал на обратном пути; несколько суток не спал, и меня выковыривали из вагона, который уже закатили в депо. Мне Рин дал телефон Одинокого, и больше я никого не знал. Помню, был я тогда в одной футболке, дермантиновых штанах, но с гитарой. И с чириком «ментовским» в паспорте. Когда всех принимали, сразу смотрели, есть ли деньги на обратную дорогу. Если были, то проблем никаких не было. Если не было, то тебя заставляли отрабатывать пятнадцать суток, чтобы за счет государства отправить домой. Так все и жили, без денег. И это было возможно еще много лет позднее.