Харка, сын вождя

— Мы должны опередить пауни. У нас совсем нет времени. Возможно, мы опоздаем, даже если будем скакать во весь опор. Пешком мы прошли бы лес быстрее, чем верхом. Но как только мы достигнем прерии, мы наверстаем упущенное время. Скорее! Вперед!

Они скакали остаток ночи и весь следующий день.

Тем временем в стойбище Сыновей Большой Медведицы на берегу Конского ручья царили мир и покой. Река за время засухи в последние недели и в самом деле превратилась в тонкий ручеек. Трава вокруг высохла, а рощица, обрамлявшая луг с вигвамами, уже пожелтела. Лошади, истосковавшиеся по свежему корму, недовольно толклись на восточной стороне стойбища. На пустой площади посреди вигвамов сиротливо стоял в лунном свете украшенный резьбой столб, тень от которого протянулась до Священного Вигвама. На утоптанной во время культовых танцев земле видно было множество свежих следов. Накануне мужчины исполнили вокруг столба Танец Войны. Теперь они спали, утомленные долгим обрядом. Бодрствовали лишь часовые у табуна и три разведчика, посланные на юг и наблюдавшие с вершины холма за прерией, чтобы предупредить братьев, если покажется враг.

В одном из трех вигвамов, стоявших на площади, тоже не все спали. Это был вигвам бывшего вождя Маттотаупы. Перед входом стоял шест с трофеями, на котором еще висели бизоньи черепа, медвежьи когти, скальпы и оружие. Тут же был привязан великолепный молодой пегий мустанг. Стены вигвама украшали прямоугольники, символы четырех концов света и защитные магические знаки.

Из пяти обитателей вигвама не спала одна девочка. Она только что проснулась и даже еще не успела открыть глаза. Или намеренно держала их закрытыми. Но вот она осторожно, бесшумно взяла мокасины и платье, лежавшие рядом с ее постелью, и оделась под одеялом. Потом, снова притворившись спящей, откинула голову на плетеный ивовый подголовник, а через несколько секунд открыла глаза, прислушалась и осмотрелась. Дыхание спящих было ровным и спокойным. Харпстенна, ее младший брат, свернулся калачиком; это всегда означало, что он крепко спит. Шешока, ее вторая, приемная мать, покашляла во сне. Шонка, пятнадцатилетний сын Шешоки, беспокойно ворочался на своем ложе и невнятно бормотал что-то во сне. В том, что он спал, сомнений быть не могло: он устал, отстояв часть ночи на посту при табуне.

А вот спала ли Унчида, ее бабушка, было неясно. Но даже если она спала, ее сон всегда был таким чутким, что она мгновенно просыпалась при любом необычном для этой поры звуке.

Правда, девочка не собиралась делать ничего предосудительного, хотя о ее намерении совсем не обязательно было знать остальным. Унчиды ей незачем было стыдиться, даже если та застигла бы ее врасплох.

Уинона тихонько встала и аккуратно сложила одеяло. Потом подошла к очагу, огонь в котором в теплые дни гасили на ночь, наклонилась, взяла золы и намазала ею свое исхудавшее лицо. Это означало, что завтра она намерена поститься, то есть целый день воздерживаться от пищи.

Уинона беззвучно выскользнула из вигвама. Она не заметила, что Унчида проснулась и посмотрела ей вслед. Остановившись у входа, Уинона осмотрелась. Тень столба все еще тянулась к Священному Вигваму черным указующим перстом. На шесте перед жилищем шамана висели старое ружье и золотой камень в сетчатом мешочке. Уинона задумчиво смотрела на эти предметы. Лицо ее при этом приняло какое-то холодное, недетское выражение. Это ружье было тем самым Священным Железом, из которого вождь пауни убил ее мать. Маттотаупа покарал его смертью, старший брат Уиноны Харка завладел мацавакеном в битве, шаман потребовал от Харки принести его трофей в жертву. У этого оружия была своя история, и, может быть, она еще не закончена. Золотой камень Харка нашел в реке у Черных холмов, Маттотаупа в гневе бросил его в воды Северного Платта, Черная Кожа достал его со дна реки, но шаман взял себе и это. Иногда он держал камень у себя в вигваме, иногда самородок висел на шесте, так что все могли его видеть. Но никто никогда не знал, когда старый шаман сделает то или это и почему он поступает так, а не иначе.

Уинона долго смотрела на эти роковые предметы. Потом перевела взгляд на один из вигвамов, который стоял немного в стороне от площади, ближе к роще. Белая Роза, с которой они условились встретиться, задерживалась. Белая Роза была одной из двух сестер-близнецов, дочерей брата Маттотаупы, того самого, которого растерзал гризли. Уинона и Белая Роза были подругами, и этой дружбе не повредило ни изгнание Маттотаупы, ни бегство Харки. Белая Роза никогда не боялась, что ее увидят вместе с дочерью изгнанника.

Наконец полог вигвама, на который смотрела Уинона, приподнялся, и показалась Белая Роза. Она тоже намазала лицо золой. Подруги решили поститься вместе. Они устремились навстречу друг другу, взялись за руки и пошли к ручью, огибавшему стойбище и рощу. Придя к берегу, они сели на песок. Ночью было прохладней, чем днем, но все же довольно тепло. От ручья не веяло свежестью, как раньше; от лениво струившейся воды исходил затхлый запах.