Харка, сын вождя

Через минуту художник и Длинное Копье вошли в номер Маттотаупы и Харки. Художник, понимая, что индейцы не могли не слышать шума в его комнате, сразу перешел к делу.

— Приходила полиция, — сказал он. — Джима видели в цирке с белокурой кассиршей, и подозрение пало на него. Полицейские спрашивали, что я о нем знаю. Я не мог ничего сказать, кроме того, что, хотя он и пройдоха и не прочь хитростью и ловкостью добыть себе пару долларов, нам он оказал неоценимую помощь в этом разбойничьем логове Беззубого Бена. Кстати, у него, как мне сообщили полицейские, был солидный счет в здешнем банке. Поэтому подозрение с него, скорее всего, будет снято.

— Джим сейчас в гостинице?

— Говорят, он сидит внизу, в трактире, и поит бренди всех желающих. Для хозяина такой гость — находка. Выручка стремительно растет…

Художник иронически улыбнулся. Он почти не сомневался, что оплачивать счет Джима придется ему.

О сне теперь не могло быть и речи. Длинное Копье и его краснокожие братья заказали себе в номер обильный завтрак: мясной бульон и жареное мясо. Остальные блюда белых людей им были не по вкусу. Дакота такого завтрака хватало на целый день. Художник ничего есть не захотел. Ему нездоровилось, и он решил лечь в постель. Длинное Копье был этим очень обеспокоен, но Маттотаупа уговорил его пойти с Харкой в зверинец, пообещав позаботиться о художнике. Харка, правда, выразил сомнение в том, что его пустят в цирк в такой ранний час, но Длинное Копье сказал:

— Идем. Им сейчас нужны деньги, так что они будут сговорчивы.

Шайенн оказался прав. Им не пришлось никого долго уговаривать: молодой служитель впустил их внутрь за небольшие чаевые. Он сразу узнал Харку. В это время, когда доступ зрителям в цирк был еще закрыт, здесь уже кипела работа. Рабочие чистили конюшни и клетки. Клетки хищников — узкими щетками на длинных палках, которые можно было просунуть между стальных прутьев. Поскольку все клетки перевозились на повозках, они были маленькими и тесными. В одной из них находились четыре льва, в другой — два тигра. У животных не было даже места, чтобы размять ноги. Они лежали и смотрели сквозь решетку своими большими янтарными глазами.

Харка залюбовался тигрицей. Длинное Копье медленно пошел по конюшне. Он хотел взглянуть на чалого жеребца Баффало Билла.

Харка неподвижно стоял перед канатом, натянутым перед повозками с клетками и служащим ограждением, за которым надлежало находиться посетителям. Он долго неотрывно смотрел на тигрицу, пока не поймал ее стеклянный взгляд. Она чуть заметно шевелила полувтянутыми когтями.

Погруженный в этот безмолвный диалог с грозным животным, он не заметил, как за его спиной остановились два мужчины. Их присутствие ему выдал изменившийся взгляд тигрицы и дрогнувшие кончики ее усов. Он обернулся. Перед ним стояли Длинное Копье и дрессировщик. Последний был в махровом халате.

— Значит, ты все-таки решил поступить к нам в труппу? — сказал он. — Директор и инспектор манежа совсем помешались на идее сделать с тобой сенсационный номер. Твой отец мог бы запросить высокий гонорар, если бы мы все вчера не стали вдруг нищими. Директор говорит, что покончит с собой, инспектор манежа рвет на себе волосы… Будь проклято это ворье! Ты тут вкалываешь до седьмого пота, а какая-то бандитка удирает с твоими денежками!

Дрессировщик был без грима, и Харка увидел его пепельно-бледное лицо, нервно подрагивающие веки, худые руки.

— Зачем ты намеренно злишь зверей? — спросил он. — Они намного лучше слушались бы тебя и быстрее учились, если бы ты подходил к ним с терпением и лаской.

— Значит, ты заметил это… Но я должен каждый вечер злить зверей, чтобы публика получала удовольствие. Знаю, знаю, добром это не кончится. Когда-нибудь мне придется заплатить за это головой. Но что поделаешь? Я привык к высоким гонорарам. Хочешь посмотреть репетицию? Я работаю первым.

Харка кивнул.

Рабочие уже монтировали клетку-коридор. Хищники, зная, что означают эти приготовления, занервничали. Дрессировщик прошел вместе с Длинным Копьем и Харкой на манеж, где уже была установлена высокая решетка. Как здесь все быстро работают, отметил про себя Харка.

Дрессировщик сбросил халат и, оставшись в простых штанах и фуфайке, подошел к маленькой дверце, ведущей на арену.

— Идем! — сказал он Харке. — Входи смело, с тобой ничего не случится!

У него ничего с собой не было, кроме хлыста.

Харка ни секунды не колебался. Вместе с дрессировщиком он вышел на середину манежа и остановился. Звери, обрадовавшись возможности немного размяться, резвились, играли друг с другом, запрыгивали на тумбы, снова соскакивали на песок, валялись на спине. При этом они подозрительно косились на незнакомого мальчика, но тот вел себя спокойно и уверенно, и они быстро прониклись к нему доверием. Самый ручной лев, который уже дважды потерся боком о дрессировщика, чтобы тот потрепал ему гриву, теперь потерся и о Харку. Тигрица же тихо рычала и скалила острые клыки.

— Она ревнива и поэтому ненадежна, — сказал дрессировщик и подошел к полосатой хищнице.