Хельгор с Синей реки

Везде, где самцы улетели за пищей, отдыхая на ветвях, хозяйки гнезд охраняли птенцов, в своих жилищах, задумчиво качающихся на ветру. Священные заботы, оживленное ликование… Влажные новорожденные в темноте сушили свои перышки и, разевая клювы, жадно глазели на родителей. Сотни тысяч крыл разрезали воздух, неся зерно, личинки, червей, насекомых, маленькие плоды в домики, сплетенные из ветвей и сухих трав… К этому времени почти все крылатые строители завершили свою работу: пеночка сшила себе гнездо; индейка вырыла свою норку; воробьи выстроили свой городишко; щегол сотворил свое изысканное жилище, иволги и цапли… все они обеспечили себя и потомство кровом….

И даже в мире крошечных существ были любовь, семья и род, мохнатый паук ходил с мешком, где укрывались его детеныши; волк-паук учил охоте свое потомство; няни-муравьи следили в муравейнике за бледными младенцами-куколками; безжалостные осы захватили добычу живой, оглушили ее ядом и потащили в гнездо, чтоб было чем кормить детей. Личинка, пробуждаясь в своей камере, находила пауков или гусениц, пчел или мотыльков — приготовленных для нее. И насекомые мчались к своим личинкам, жили для них, или даже умирали, чтоб стать им пищей.

Война пела свою грозную песню тут же, шествуя рядом с любовью, как ее тень. Все эти чудеса жизни были куплены ценой великой скорби, испытаний, проб и ошибок, накоплений наследственности. Все эти сокровища жизни, птицы и птенцы, личинки и жуки, рыбы и змеи, малые и большие млекопитающие, все это божественное разнообразие форм и повадок, все эти неоценимые творения природы, будь то коготь или жало, клыки хищника или острые рога, уничтожали жизнь в одно мгновение, превращая в труп живую плоть, чтобы заполнить рот, хоботок, пасть, и растворить пищу в желудке.

Эта война, казалось так тесно связана с любовью, что в природе трудно было провести меж ними границу. Огромная рождаемость, вечное торжество жизни посредством смерти, торжество любви посредством боли и жестокого убийства…

Каждый уголок леса, огромный или крошечный, скрывал засады, ярость и ужас жизни. Все гибло, задыхаясь в муках, порожденных ядом и укусами. Жизнь вечно пожирала сама себя. На земле и в небесах, в водах — всюду шла битва и царила смерть — вечное страдание, где сильный убивал и пожирал слабого. Куница убивала без милосердия и защищалась от врагов в десять раз сильнее себя. Ласточка прерывала охоту за насекомыми только в сумерках. Щука и ее соперник, окунь, пожирали всех в реке; но как только кто-то из них получал хотя бы малейшую кровоточащую ранку, другие набрасывались на раненого, чтобы съесть, в то время как он еще бился в конвульсиях. Сокол нападал на цаплю; петухи сшибались в схватке; личинки пожирали еще живую добычу; крабы раздирали травоядных жуков; осы безжалостно убивали пауков, пчел и гусениц; и маленькая колюшка нападала на рыбу двадцать раз больше, чем она сама. Везде шла война. Волк против лошади, оленя и серны…

Тджандринахр шел, наблюдая эту грандиозную картину — полотно жизни, Любви и Войны. Близился полдень — в театре Природы шел величественный спектакль. Старый мудрец вышел на лесную опушку. Река катила перед ним свои воды через саванну, вперемешку с деревьями и болотами.

Тджандринахр скользнул под сень ясеней. С высокой ветви наблюдала за ним сорока. Огромный паук, завершив плести паутину, окрашенную лучами солнца в золотой свет, ловил жужжащих насекомых. Разнообразные личинки кишели в трухлявых пнях и сгнивших стволах деревьев, поваленных ветром. В реке суетились бобры. Они строили плотину. Они уже установили старое дерево на пути потока. Одни валили небольшие деревья или крупные ветви, превращая их в материал для стройки; другие ставили опоры, третьи работали под водой, изредка выныривая на поверхность, четвертые рыли землю и подтаскивали материалы для стройки.

В работающем племени мохнатых строителей Тджандринахр, безусловно, признал предшественников людей низин, учителей, научивших людей строить деревни на водах. Но вот тихий, но истошный крик привлек его внимание — невдалеке он увидел змею, схватившую крапивника. Птица билась в муках агонии. Но гадюка быстро свернула со своего пути, чтобы спрятаться с добычей в кустах, и вдруг появился маленький, с милой смешной мордашкой, еж. Под его взглядом змея уронила свою добычу, зашипела, вновь схватила добычу, и заскользила прочь. Но ёж, семеня лапками, устремился за ней, ударил ее лапкой. Рептилия приняла бой, подняв голову и гипнотизируя зверька глазами, затем выпустив ядовитые клыки ударила — разинув пасть, но напоролась на иглы. С яростью змея трижды обрушивалась на маленького колючего воина, силясь укусить его насмерть. Затем ёж схватил ползучего гада, и его голова была раздроблена между зубами ежа. В одно мгновение он пожрал половину побежденной рептилии. После этого облизывая губы, неуязвимый к яду, он спокойно подхватил часть тела змеи, что билась, корчась, истекая кровью в ужасной агонии.