Хэллгейт: семья

— Отрадно, что ты всё же решила мне позвонить, — услышала Джин мягкий голос Эмилии. — Но с учётом того, который час… Вряд ли тебя привело желание встречи, верно?

— Я бы… Я бы хотела встретиться. Но сейчас речь правда не об этом.

— Никто и не сомневался. Не подумай, я говорю без упрёка. Слухи в городе расходятся так быстро, что едва моргнёшь — а тебе на золочёном блюде уже подают новую занимательную историю.

Она рассмеялась, и Джин живо представила, как Эмилия чуть запрокидывает голову, обнажая уж слишком острые клыки, как поблёскивают в искусственном свете её гладкие волосы. Красота вампиров сбивала Джин с толку, сколько ни проживи в Хэллгейте. Они были неестественно прекрасны. Совершеннее любой картины, изящнее античных статуй.

От этого её бросало в дрожь.

— Тебя беспокоит шериф Нолан, — Эмилия больше не задавала вопросов, и её осведомлённость совершенно не удивляла. — Его экстравагантная выходка надолго запомнилась моим сородичам, это факт. Одна пташка из общины нашептала, что сегодня свершилось… скажем так, правосудие.

— Правосудие? Они убили человека!

Джин сжала телефон так, что тот хрустнул в её руке, но всё же уцелел. Откуда вообще взялась мысль, что Эмилия поймёт… Ровесница Люсьена, та наверняка смотрела на людей как на расходный материал.

— Вот как, — голос в трубке дрогнул. — Этого я не знала.

— Послушай, я вроде как не должна вмешиваться. Но вы знакомы столько лет… Эта идея с костюмом была идиотской, Алекс уже сто раз пожалел об этом, и если можно сказать Люсьену, что подобное больше не повторится…

— Безусловно, можно.

— Правда?

Эмилия отчётливо хмыкнула.

— Правда, — подтвердила она. — Но ты не учитываешь кое-чего важного. По всему получается, что я должна просить об услуге — а это именно она — врага всей моей не-жизни из-за личной симпатии. Ты мне по душе, врать не буду, пусть и ведьма. Возможно, встреться мы при других обстоятельствах, ещё до перемирия — и мне пришлось бы тебя убить. Но Люсьен потребует за это во сто крат больше, чем когда-либо сможет дать смертная, уж прости.

Сердце у Джин ушло в пятки. Она слышала, что вампиров давно не интересуют ни деньги, ни какие-либо ценные вещи, а потому в качестве валюты они используют услуги. Однако ей и в голову не приходило, что эта просьба может поставить Эмилию в уязвимое положение. Стоит им с Люсьеном возобновить вражду — и Хэллгейт, должно быть, содрогнётся.

— Выходит, — убито сказала она, — что нельзя сделать вообще ничего?

В трубке замолчали.

Джин боялась лишний раз вздохнуть. Она знала: прямо сейчас Эмилия принимала решение, от которого зависела их дальнейшая судьба. Если Люсьен не прислушается к ней, им, вероятно, конец. Труп на потолке мог быть единственным ответным ударом — но мог и не быть.

Минуты тянулись, точно часы, и за это время Джин успела проклясть Алекса и его нелепую шутку, Люсьена и его мстительность, себя и своё желание немедленно влезть без мыла туда, куда, в общем-то, совсем не стоило лезть.

Наконец Эмилия снова подала голос:

— Я передам Люсьену извинения. И клятвенные обещания, разумеется, тоже передам. Если он примет их, даст знать и без моего участия. В конце концов, для чего ещё существует молодняк…

— Буду должна.

— Осторожнее со словами, дорогая. Быть должницей вампира — не лучшая участь, особенно если не знаешь, чего он может потребовать.

— Ну, по крайней мере, это будет не мой первенец, — натянуто улыбнулась Джин.

— Дети нас не интересуют. Не та нечисть, знаешь ли. Ну да ладно… Звони, когда появится более приятный повод.

Эмилия отсоединилась.

Следовало радоваться, что она пошла хотя бы на такую уступку, но на душе у Джин было тревожно. Связываться с вампирами, пусть и дьявольски привлекательными — себе дороже.

Она бросила телефон и легла на кровать, уверенная, что не сможет заснуть, но её сморило почти мгновенно.

Весь следующий день они не выходили из дома. Алекс всё же позвонил в участок и сухо сообщил, что болен. За главную он оставил Эвелин Бейли, и Джин со Стэши, слушая их разговор, изо всех сил старались не смеяться: когда ещё услышишь, как шериф полиции Хэллгейта невозмутимо лжёт ради отгула на работе.

Несмотря на всё, что на них навалилось, Джин проснулась с улыбкой и ощущением, что уехала за город с ночёвкой, взяв с собой друзей, которых у неё никогда не было. Она выбивалась из любой группы ровесников, где оказывалась — и потому ей особенно сильно хотелось, чтобы у неё появилось всё, чего она была лишена и в школьные годы, и позже, в колледже.

Стэши и Алекс, казалось, ощущали нечто схожее. С самого утра они говорили друг с другом на удивление спокойно, и Джин, как ни силилась, не замечала во взгляде Стэши уже привычной настороженности. Пережитое прошлой ночью будто помогло сломать незримый барьер между ними.