— Как говорил мой наставник по колдовству, мастер Инфернус: “Клятвы нужны для того, чтобы их нарушать, а жизни, чтобы их отнимать”.
Он неуважительно усмехнулся.
— Куда отлучались? — спросил я.
— Бурфарвалионы издревле разводили гигантских оводов и слепней. Мы выращивали боевых животных задолго до вас. Но, спорить бессмысленно, с вашими боевыми петухами не сравнятся даже берсерки Норсвалояса. Вы будете тренировать наших животных, в благодарность оставите нескольких себе, для дальнейшего разведения.
Норсвалояс это соседствующее с нами северное государство, большая часть которого расположена на одноименном острове с суровым холодным климатом, ещё часть — на северном побережье полуострова, который Норсвалояс делит с Миивой, по большей части за кобчиком Сутварженского хребта. Наши страны воевали друг с другом на протяжении чуть ли не всей истории, и только после расторжения союза трёх королевств Миива предложила прекратить распри перед лицом краясианской угрозы, исходящей с запада. Родина магии света — могущественная империя Люрциния, что к западу от Горзуа, являлась источником той заразы, что один за другим ставит народы на колени пред силовыми иконами, что порабощает умы. Зараза, от которой разит, и разит раболепствием. В нашей части континента остались только Санчиора и Норсвалояс, куда ещё не проникли краясианские идеи. Южная часть Миивы уже во всю молится Джейсу, центральная часть обращена частично. Мы бы уже давно записались в паству к Джейсу всей страной, если бы не вспышка сатанизма в Горзуа, а затем и недавний всплеск еретичества по обе стороны нашей границы. Это спасло нас, краясианская кампания была вынуждена перенаправить миссионеров, значительно ослабив религиозное давление в северном и восточном направлениях. Религиозное порабощение как минимум отсрочено.
— Забавно ты сравнил берсерков с другими животными, — позабавился я. — Ну ты смешной, я засмеялся ещё как тебя вдалеке увидел, только от твоей походки, ха-ха-ха.
— Пока, — он пошёл дальше, в сторону дворца.
— Ну, а как тебе наше... проклятие?
В пол оборота, пожав плечами, он ответил:
— Не знаю, нормально.
Конечно он не поделится своими впечатлениями: Окрал Иреалнит всегда был фигурой скрытной, “мутной”. Раньше он был другим. Запресневел человек. Так, глядишь, и вовсе задеревенеет. А может и уже. Снолли права, с друзьями часто такое случается.
— А это что? — спросил я.
— Там мой гигиенический уголок, — ответил Рикфорн.
— Тьфу, господи, я про эту штуковину.
— А. То чистилка для бровей.
— Только не рассказывай, что ты делаешь в том уголке.
— На процедуры к раковине хожу, кашлять, карманы продувать.
— Пожалуйста, не слова больше про свои карманы...
— Карманы штанов. Всякий сор набивается.
Рикфорн прополоскал рот молочным отваром с ботвы чудоцвета.
— Теперь бы горло просушить, — дряблым голосом произнёс он.
— Ох, фу, ну что ты за...
— Не нравится моя компания? Так и дальше ходите со своей Сноллькой, песенки пляшите, наслаждайтесь друг другом, чего ко мне приходить?
Он что, обиделся, что я все эти дни ни разу не наведывался к нему?
— Да ты чего, старый свищ, мы же друзья. Я лучше буду выслушивать твой глухой пердёж... тебе бы и вправду не помешали звуконепроницаемые штаны, и твоя компания стала бы поприятнее.
Он уселся в кресло и его лицо стало кукситься, скукоживаясь от старости.
— Давай я тебя повеселю, притчу расскажу смешную, — задорно перескочил я. — “Пришёл Господь, встал посреди улицы городской, дела важные делать, базовые параметры мира перепроверять. Прохожие останавливаться стали, засматриваться на Него. «Иди живи жизнь», «Я занят», «Живи дальше иди» — отвечал Бог каждому, кто подходил посмотреть, чем занят Он...”
Рикфорн стал недовольно причитать себе что-то под нос. Я думал, история его развеселит, но он все недоволен.
— Ну что не так? — пришлось прервать притчу.
— Россказни твои как икота кота, — проворчал он.
— Ты вроде куда-то собирался?
— Да. На день рождения.
— Пойдём вместе. Я как раз не завтракал. А то сегодня Илох подаёт хлеб. Надоел мне хлеб, в приходе только его и ел...
“На хлеб не гони, сука!!!” — вдруг прозвучало в голове... Я облокотился о стену и пригнулся, чтобы выглянуть в окно. Так пасмурно на сердце стало.
— Знаешь, раньше за недобрым отзывом о хлебе возникло бы чувство... — я вздохнул и глянул на небеса, — как хозяин, когда палкой замахивается, раб съеживается, в преддверии тумаков, когда уже вот-вот сейчас прилетит по спине... Вот так и у меня. А хозяин — Господь Бог. Долго пытался вытравить из головы такого рода рефлексы мыслительные, но извечные рекурсивные сомнения — мой внутренний враг. Однако за первые сутки пребывания в Хигналире привычки послушника исчерпали себя, а прошлое осталось далеко там, за океаническими толщами временными, ведь поменялся масштаб восприятия из-за высокой плотности событий. Но твёрдой почвы настоящего я так и не удостоился притопнуть. Вместо опоры под ногами — флуктуации сюрпризов. Вот так и завис между прошлым и настоящим, в жалких попытках вразумительной интерпретации наблюдаемого.