Что-то я отъехал от темы, а Рикфорн уставился в половик, он меня вообще слушает?
— Умер что ли?.. — заговорил я сам с собой вслух.
— Да шо ж ты грузишь своими мыслями муторными? — проскулил он. — “Вразумительной интерпретации наблюдаемого”, блях мух, как будто со Снолли разговариваю.
А ведь и вправду, от неё, наверное, манеру такую подхватил.
— Хм. Так вот, наш приход постоянно... — я зацепился сознанием за почти ускользнувшую мысль о приходе.
— Приход? — переспросил Рикфорн, будто опомнившись, а я окончательно сбился.
— Э-э-э... Что я хотел сказать?.. А, не важно. Именины, говоришь? У кого?
— О, это будет очередной сюрприз, хе-хе.
— Любишь нагнать пену загадочности, старый ты морщ? — я присел на стул. — Помнишь, ты предлагал организовать свой приход? Грабли — продолжение руки вашей и все такое.
Рикфорн, пожав плечами, кивнул.
— К чему это я? Я тут подумал, а хорошая же идея. Что нам, человекам, негоже от наших же животных в боевых навыках отставать. Зазорно. Надо будет учредить. Как-нибудь. Потом. Как время будет, — я встал со стула. — Ну, допотопный дед, выдвигаемся по старинке или просто так?
— В последних моделях от грабель осталось только название, посему идея уже не так абсурдна. Глупо было бы рассчитывать на впечатляющие результаты с обычными граблями в руках, — он произнёс “граблями” с ударением на “я”. — Так-то и ладно, с позволения моего позвоночника, я встану, — прокряхтел он.
— О, можно чай допить?
— Чай на рвотном корне, тебе такое не понравится. Выплесни в окно, а остальное — на пол скинь, место расчисть.
— Дыхательные практики — основа основ! — провозгласил я.
— А вот и виновник торжества! — воскликнула полная женщина.
Двери открылись. Показался кот. Он вышел из дома к нам на улицу. Люди, коих было около двадцати, начали аплодировать, улюлюкать. Мы стояли снаружи большого крестьянского дома, туда же вынесли столики, из которых собрали один большой стол, и стулья. Несколько других котов позапрыгивали на свободные места. Начался банкет.
— Ничего так жилищице, большое, — жуя, оглядывал я трехэтажные хоромы одной крестьянской семьи.
— Не знаю как, но они собрали его из нескольких домов. Типа как со столами, — объяснил Рикфорн.
— Чудеса ремесла, — поразился я. — Постарались молодцы. Не то что эти самые, которые в погребальне закатываются в паутину.
— Дом у них складной. Можно вон ту комнатку, например, зашкафовать, а потом на чердак перекатить, и вниз, и получается веранда с полками на второй этаж и на первый между потолок. О, глянь, Толкан пришёл.
— Собака Толкан?
— Пес, да. И Пылинка, — он указал на серую кошку. — И ленточный кот.
— Ого, какой длинный кот! Это как он так? — по какой-то причине засуетился я.
— Его и Грибоедку в лесу нашли, ещё котятами. Глубоко в лесу страшные вещи происходят, Лэд.
— Почему?
— Не знаю. Проклятие.
— Так всё можно объяснить.
— И в то же время ничего толком.
— Это да-а-а.
Звучали тосты, спиртное разливали, а я ел, не отвлекался. Никому дела до меня нет, в отличии от гостей. Здорово. Я — сын Споквейга Дархенсена, вокруг меня коты и крестьяне, а им всё равно. В то же время никто нарочно не избегает, просто не пристают. Вот за это я люблю Хигналир: люди осознанные.
Я настолько увлекся жареной свининой, что голова чуть не оказалась в тарелке с едой. Когда я приподнял её, я увидел, как напротив одновременно со мной поднимает голову кот. Да, тот самый. Кот, за которым я невольно плёлся. “Ну и что с того, что мне теперь перед ним тут?” — подумал я, и он, видимо, тоже так подумал, и мы оба тихонько ухмыльнулись, каждый себе под нос, и беззастенчиво продолжили трапезу, не утруждая себя не то что этикетом, даже приличием. “Зачем, если так жрется вкуснее?” — подумали мы и окунули морды в тарелки.
— Грибоедку? — с критическим, настораживающим запозданием спросил я.
— Видишь ту маленькую вздыбеченную котейку? — Рикфорн указал вилкой на небольшую лохматую кошечку с огромными зрачками и ошарашенным видом. — Всё детство она питалась местными мухоморами. Поговаривают, её так с тех пор и не отпустило.
— О-о-о, — восхитился я ей. — Должно быть кошка — просветлённая.
Кошка увидела, что я смотрю на неё. Я уважительно поклонился. Она посмотрела на меня своими вытопорщенными глазищами, затем вдруг увидела в своей миске рыбку и вздрогнула.
— Ну, а что ты? — спросил я Рикфорна.
Он непонимающе посмотрел. Я переспросил:
— Давай, выкладывай, тебе есть с чем сравнить. Всё по чём, ничего нипочём. Как оно не было, э, а теперь есть? Самое значительное из этого назови.
— Чё-ё-ё? — хмурился он.
— Ой, — спохватился я, — предприятие моего мышления произвело брак. Я тут краем мозга осознал, что куда-то оно всё катится, само, без моего ведома, зачастую. Чаще всего.
— Тебе б проблеваться, — побеспокоился, за моё здоровье Рикфорн, как умеет.
— Да нет, всё хорошо. Или нехорошо. Меня несёт, и я не знаю, хорошо это или нет. Несёт по жизни. Если бы несло без если, то было бы что надо.