Хигналир (СИ)

Я обернулся. В руках у неё была лампа, которой она светила себе под ноги, чтобы не споткнуться о какого-нибудь перевыпившего гостя, коих на дороге валялось полдюжины. Я до сих пор помнил, как, будучи ребенком, гулял в огороде и наткнулся на спящего на грядке Цесселипа с вросшим ему в задницу чесноком, пролежавшего там почти неделю с последней попойки.

— Всё спросить забываю. Ты так и не рассказал, как это “освятить насмерть”.

— А, долгая история.

— Тогда я поеду с тобой!

— А как же разборка в конюшне? Лошади могут быть в опасности.

После этих слов лошади, которыми была запряжена карета, тревожно переглянулись, а кучер, улыбаясь, покачал плечами. Это был очень странный жест. Очень.

— Хватит думать о лошадях! Это опасно. Не забыл, чем твоё беспокойство закончилось в прошлый раз? — тычила в меня Авужлика своей лампой.

— Чем же? — поинтересовался кучер. — А то один мой знакомый, ну... постоянно беспокоится за своего коня...

Я начал рассказ:

— В пресловутый прошлый раз бушевал сильный ураган, и я всерьёз задумался о безопасности лошадей. Настолько всерьёз, что задумался над тем, что и лошади беспокоятся друг за друга, и также они беспокоятся о том факте, что все они беспокоятся друг о друге, из-за чего непременно станут невротичными! Кроме того, все они беспокоились о том, что все лошади беспокоятся о том, что станут невротичными. Но так как все это понимали, они осознавали неизбежность становления невротиками, а, следовательно, в конюшне вот-вот начнётся невиданных ранее масштабов депрессия! И они и это понимали! От ощущения безвыходности кони могли наложить на себя копыта и откинуть их. Я взялся разбираться, откуда у них такие аналитические способности, и принялся изучать их историю, родословную, традиции, культуру. В ходе исследования я с ужасом вспомнил, что пока я тут сижу и размышляю, лошади гибнут от уныния! Действовать нужно незамедлительно. Короче, выбегаю я во двор и меня сдувает ветром. Ураган ведь бушевал, если кто не забыл. Очнулся в ячменном поле. Меня разбудил косарь, что косил ячмень и ненароком вспорол мне трусы.

— Отец тогда похвалил тебя, что отнюдь не является поводом для гордости, — осудила Авужлика. — Я говорила, что поеду с вами, потому что ты обещал рассказать, что означает “освятить насмерть”.

— Не было такого.

— Было, я точно помню!!!

— Ха-ха, ладно, поехали.

Авужлика радостно запрыгнула в карету, за ней я следом, затем недоверчивый гость со своей женой и кучер.

— Стоп, а кто будет управлять лошадьми? — спохватился я.

В ответ кучер рассмеялся во все своё лошадиных размеров горло, и лошади тоже заржали. Карета тронулась.

Пассажиры быстро позасыпали. После пьянки, обжорства, в скучной ночной поездке под монотонные стуки и скрипы, в присутствии других малознакомых персон иного занятия не оставалось. Только у меня и Авужлики были открыты глаза. Наконец-то мы можем с ней тихонечко поболтать.

— Раз уж нам столько ехать, — зевнув, потянулась Авужлика, — расскажи, чем ты там церквях в своих занимался. И как так получилось, что все “наслышаны о твоих подвигах”, кроме родной сестры?

Довольно затруднительно вспоминать столь давние события. Но сейчас я был в состоянии вести рассказ достаточно точно и в деталях. Спасибо грабельщику.

— Когда я закончил обучение священной службе, которое научило меня скорочтению священных Писаний, нескольким походным молитвам и трюкам-фокусам вроде тех, что я вам уже показывал, я стал работать в церкви “Братишки Джейса”.

— “Братишки”? Она так и называлась? — недоверчиво спросила Авужлика.

— Я её так называю. Организация называлась “Братья Джейса”. Всё, что я там делал — кивал на каждое наставление проповедника во время службы. Проработал там четыре божьих года…

— Но тебя не было девять лет! Шесть в институте и три... ещё... чёрт пойми где.

— Божьих, не обычных. Один божий год равняется почти одной восьмой от обычного.

— Что за бред? Зачем?