Хигналир (СИ)

— Лэдти, ты чего это, священник теперь, получается, да? — говорил он так, будто его голос представляет собой смесь плещущегося пива и тонущего в нём клокочущего алкаша.

Я почувствовал, как близится череда неудобных вопросов и жеманно напрягся.

— Ну, если так, то, получается, да.

— Тогда скажи мне, вот, никак уразуметь не могу: может ли Бог создать такой камень, который сам поднять не сможет? А? Может? Или всё-таки не может?

Я медленно выдохнул и нахмурился.

— Однажды один умник задал этот вопрос Господу... Лучше процитирую Писания: “...И спросил умный человек у Господа: «О, мой Бог, благодарю за хлебок, но ежели ты всемогущ, что сотворил столько гущ, создай же камень такой, что Тебе не поднять своей же рукой!» “Ишь ты какой, ну ладно,” — произнёс Господь и сотворил сперва камень огромный, затем силача могучего сотворил, и появились камень и силач; силач и камень для Него до небес поднял, и умника зазнавшегося покарал, а камню Божиему имя сочинил.” А камень Луной назвали, — закончил я.

— Всегда считал эту вашу религию бредом, — брякнул Цесселип. — Но имеется к тебе ещё один, так сказать, вопросец! А как же так получается, скажи мне, тоже не пойму никак, это... вот, в Писаниях говорится: “Ударившему по щеке — подставь другую”. Чё ещё за бредни рабские?

Я пуще прежнего нахмурил лоб и отчетливо вздохнул.

— Всё очень просто. На самом деле, у фразы опущено продолжение. Дело в том, что Господь не брезгает лишний раз ударить беззащитного человека, и за этим завещал людям, что “ежели Господь по щеке бьёт — подставь другую, и всё лицо целиком, и сына своего позови —тоже пусть щеку подставит, ибо воля Господа такова”.

— Ну и ерунда! Чё за тупая херня! — разорался Цесселип.

Пока этот едрючий собеседник не успел задать более провокационный вопрос, я решил отвлечь его.

— Цесселип Храброзобый... Откуда тебе досталось это прозвище? Из-за твоей силы?

— О, неужто не слышал? Ща всё расскажу!

Авужлика молча встала и вышла из-за стола, следом за ней Рикфорн.

— Сражался я как-то в лесу с пикадорами, — начал Цесселип, придвинув поближе к столу стул, потерев свои ладони этими же ладонями. — Сражался за десятерых, а сколько их там было — не счесть, вот я и сам не заметил, как руки лишился. Пришлось одной биться. Бился уже за пятерых, но подоспели бедуины — тьма их была тьмущая — и отрубили мне вторую руку! Представляешь? Пришлось в бегство, это самое, обратиться, всё равно я единственный из наших, кто в живых оставался. Ну вот, руки в зубы, бегу что есть мочи. Отрываюсь уже... Э... Во, а чтобы следы запутать, начался дождь, ха-ха-ха-ха! А-ха-ха-ха-ха-ха!!! Хвала богам! Дальше чё, дальше захотелось есть — а рук-то нет! Представляешь? Во дела — не поесть!

— И ты съел свои руки?..

— Ты чё, дурак? Ах-ха-хах-ха, нет, ты дурак что ли? Ах-а-а-ах-ах-ах-а-ха-а-а! Так, ну я и, недолго пораскинув мозгами, пошёл, бросился на первого попавшегося медведя — здоровенного такого, с причал ростом! Набросился и отгрыз тому передние лапы, которые потом вместо рук пришил. Иголку сделал из жахалки шмеля, тоже здоровенного такого — с корову, а нити — из кровеносных сосудов. Вот поэтому я и сильный такой, как медведь. И храброзубым меня называют, потому что лапы передние отгрыз медведю. И потому что не застремался шмеля здоровенного. Я ведь всё равно больше него был, так ведь? Ха-ха-ха-ха-ха-а-а-а-а! Поэтому и не испугался, ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха!

После этого рассказа сложно было доверять его лживым зубам и сидеть рядом из-за исходивших из его легких паров алкоголя, однако не спросить про Споквейга я не мог.

— Слыхал, Споквейга видал? Где?

— Сегодня! В Миевке, бледный такой, как белок глаза, — прорыгал он и наклонился, указывая пальцем на свой глаз, отведя взгляд сторону. От концентрации вдыхаемого спирта я чуть не потерял сознание.

— Ох... И что он тебе сказал?

— Да подожди ты! Бледный такой, говорю. Я сначала глазам не поверил, — он зачем-то снова указал на свои глаза, — поэтому подошёл к нему и говорю: “Да быть не может!” А он мне: “Чего не может быть — то и не случается, но скажу наверняка: быть может и не такое, если выпивать столько, сколько выпиваешь ты, животное. Отпрянь!”

Это было так похоже на Споквейга! Цесселип бы такое вряд ли придумал. Неужели Споквейг и впрямь как Джейс, восстал из мёртвых?

— Ну я и сделал, как он мне посоветовал, — продолжал Цесселип, — хорошенько надрался. Посему и запозднился.

Почему Споквейг не вернулся в Хигналир? Куда он направляется? Что он затеял?

— Теперь ты понимаешь, почему у меня руки волосатые? — прокряхтел он.

Весь дальнейший вечер был испорчен Цесселипом.

Наступила ночь. Пиршество закончилось. Гости наконец стали собираться. Пришло время отправиться в Улинг, крестить младенца. Я заскочил к себе в комнату, собрать необходимое для крещения снаряжение.

Карета ждала нас. К ней подошли недоверчивый гость с женой, лошади с кучером и я. Все были готовы погружаться, но я услышал, как меня зовёт Авужлика.

— Постой! — окликнула она.