Хигналир (СИ)

— Ха-ха-ха, — засмеялся и я тоже, чувствуя, однако, неудобство и толику неприязни к себе за столь убогую шутку, да что за хрень я вообще сморозил? А, ещё испытал недовольство фактом мгновенной бессмысленной самонеприязни из-за всего лишь навсего идиотской шутки.

— Почему ты так думаешь? — акцентировал я вопрос на “ты”.

— Что? Что хаос овладел им? Он же сам, ещё когда ваша мама Яни жива была, учил, что грешить нужно в меру, и меру это нужно аккуратно прощупать, что карма не бесплотная, что жизнь безбожная всё равно что гон без крыши. А потом, уже в твоё отсутствие, сам же взбирался на вершину холма и давай орать: “Я проклинаю эту вселенную! Боги, я объявляю вам войну! Никто не в силах остановить меня!”

— Ха-ха, ну даёт! — потешился я.

После завтрака я пошёл побродить подумать. Большую часть жизни я занимался тем, что ходил и думал обо всём на свете. На этой прогулке я с моим глубоко почитаемым подсознанием намеревались обсудить пророчества Григхен. Значит, Юзенхен сказала, что Григхен предсказывала явление Споквейга. И Кьюлиссия об этом знала. Сама Юзенхен даже писать не умеет, ну какой из неё управитель, если подумать? Это же глупо. Снолли права. Однако есть одна идея: Юзенхен ведь предупреждала, что Кьюлиссия попытается переманить меня на свою сторону, в таком случае, если я наведаюсь к ней в курятник, меня пропустят, и я смогу с ней поговорить. Пускай выскажет свои доводы. Выслушаю её, сделаю вид, что со всем согласен. Надеюсь, удастся отсеять среди всей этой абсурдной информационной шелухи семки истины.

Но, прежде чем пойти к ней, нужно набраться смелости. Да, признаю, что побаиваюсь её, в разговоре с ней я должен быть уверенным и непоколебимым, нельзя показать слабину.

За смелостью я отправился к Рикфорну.

— Ты глянь какой живучий, падлюка, а-ха-х, кх-хя!.. — закашлялся Рикфорн.

— Кто бы говорил, сам живучий, как сорняк!

— Ну что, ты созрел?

— Я спелый как вишенка, — сморозил я.

— Я имею в виду, ты готов купить мои новые модифицированные грабли? Ещё навороченнее прежних! Покупай скорее, а то ведь их вон как раскупают!

— Да ладно, и кто же их покупает?

— Куры, петухи, гуси, индюки. Внутренняя война назревает, а денег у птиц на нормальное оружие нет — вот и покупают мои грабли, благо у меня их целая куча, — он бросил довольный взгляд на полуметровую кучу грабель возле своего домика.

— Оружие у меня уже есть, — я похлопал по месту, где должен был висеть меч, но его с собой не оказалось. — В комнате валяется, ну и ладно, там, куда я собираюсь, мне всё равно, возможно, пришлось бы сдать его.

— Только не говори, что ты пойдешь лебезить перед хлебниками.

— Перед кем? Хлебниками? Ха-ха, не смеши мой пищевод, иду я в курятник, а этим хлебникам я показал, как с Дархенсенами воевать, — развыпендривался я, движимый переполняющим чувством гордости. — Их собор в Серхвилкроссе спалил, до хрустящей корочки прожарил, так сказать.

— Что, и предводителя того чёрнохлебого уложил?

— Нет, мне повезло, что его там не оказалось, иначе он бы мою изнанку наружу вывернул, ха-ха-ха.

— Ох, не нравится мне это.

— Что это?

— Да все это! — он провёл рукой и указал на огромное загадочное пятно почерневшей земли в полсотни шагов диаметром, у огорода, ближе к лесу.

— Ой, порча... прости, это, наверное, из-за меня, я же тут проклинал.

— Да кто тут только землю не проклинал: ленивые крестьяне плевались и кляли, Споквейг хоронил еретиков и атеистов, прямо сюда закапывал, Боги нас проклинали, батюшки с Серхвилкросса и Великой Сотоматери, строем, приходили проклинать. И сам, прости господи, Гъялдер хорошенько так, основательно проклял... А, будь они все прокляты, пошли в дом, нужно разрядиться.

— Тут ты прав, к чёрту всё, пойдем, пущай душа продышится.

Мы зашли дом.

— Осторожно, на грабли не наступи, — предупредил Рикфорн, поднял с пола несколько грабель и выкинул за дверь.

— А у тебя было такое, чтобы на грабли наступил?

— Да, сухожилие на стопе рассек, о зубчик, — расчищая от хлама пол, ответил он.

Я помог ему раскидать вещи по углам.

— О, Рикфорн, старый ты выдолбень, случаем не помнишь, как Споквейг отказался налог Гъялдеру платить?

— Конечно помню, это ж недавно было, всего, дай посчитаю... семнадцать лет назад. Споквейг тогда сказал, что зашёл к нему некто по имени Гъялдер, с предложением окунуть Хигналир в веру Горнозёмову. Хигналир единовременно платит двести золотых и взамен входит в сферу влияния Казначея и его материальных принципов на правах потребителя. Споквейг ответил, что не нужно нам ничьё покровительство, что мы тут в самих себя верим и сами нас превозносим. Тогда Гъялдер ответил, что-то вроде: “Ну, значит, сами себя и погубите”, — и ушёл.

— То есть, с его же слов, не он проклинал Хигналир?

— Ну, а кто ж тогда? Так сам Казначей Горнозём, значится. Ай, да ну етить его мать, пошли лучше ко мне в погреб.

Мы сходили в погреб, отведали добротного дыму, на этот раз чудоцвета.

Вернулись совсем другими людьми.

— Слышь, дед, всем дедам прадед, айда со мной в курятник, надо с Кьюлиссией перетереть.