Быку никак не удавалось поразить ловких боевых петухов, и он вновь выбрал меня своей целью. Телец разогнался и вот уже всей своей говяжьей массой несся на меня. Но я стоял не один. Спереди меня, выставив перед собой костяной щит и сжимая древний клинок в гнилой руке, мёртвый страж в тяжёлых ржавых доспехах ожидал непоколебимо. Терять ему нечего: он здесь только для того, чтобы исполнить мою волю. Перед столкновением я упёрся руками в спину стражу, поддержав физически и насытив полую сущность духовно.
Мощный удар! Хруст костяного щита. Меня уже в который раз за неделю откинуло на землю, но страж стойко держал натиск. Бычара пробил рогом щит и упёрся в него, а мертвец исступленно колол противника в бок и шею. Прошла пара мгновений, а на левой стороне быка уже с десятку свежих колотых ран. Бык отпрянул и захотел убежать, но могильный войн, с присущим нежити неодушевлённым хладнокровием, бросился за ним и вдогонку вонзил лезвие тому меж позвонков.
С триумфальным треском хребта бык был повержен. В очередной раз я встал, закрыл энергетический канал и перестал питать стража, чтобы не силы растранжиривать. Воздух в пыли, я в пыли, на зубах песок. Грязь мне уже не страшна, так что я осел подобно пыли на землю и давай плевать.
Люди и куры начали собираться вокруг. Мёртвый страж рассыпался и диссоциировал.
— Что здесь произошло?! — крайне удивлённо воскликнул Педуар.
— Педуар?! — не менее удивлённо воскликнул я. — Вы то что здесь делаете?!
— Я приехал по важным делам, и обсуждать с вами я их не намерен. Буду разговаривать с госпожой Юзенхен и Авужликой Дархенсен.
На шумиху набежала куча народу, в том числе Фродесс и Окрал.
— Какой кошмар! — засвидетельствовал Педуар. — Ох и чудище, хорошо, что никто не пострадал, – он подошёл осмотреть тушу.
— Моя жена... мертва. Дети останутся без матери, — всхлипнул тот самый крестьянин, что позвал меня.
— Ах, пустяки, — махнул рукой Педуар.
Я шлёпнул себя по щеке, чтобы прийти в сознание. На сей раз получилось, спасибо чудоцвету. Но осознание произошедшего повергло меня в шок, ведь только что на моих глазах в Хигналире неожиданно нарисовался этот невыносимый старый богатей! Вот те раз.
Фродесс, Окрал и Рикфорн стояли неподалёку друг от друга, я подошёл к ним. Окрал Иреалнит — это двоюродный брат Актелла Бурфарвалиона и Фродесса Бурфарвалиона, его я уже здесь видел, после приезда, но здоровался в последний раз с ним лет так пятнадцать назад.
— А всё началось из-за той заусеницы, — заметил Рикфорн, и мы с ним снова принялись ржать и кашлять как негодные однополчане “перших” войск, как он выражается.
— Да-да, не стоило её выдёргивать, а-ха-ха-ха!
Фродесс выглядел крайне озадаченно, в непонимании крутясь и разводя туда-сюда руками:
— Что за наваждение? Откуда здесь этот бык? Я его впервые вижу!
— Если ты не знаешь, то я уже сам не знаю, кто может знать, — выговорил я не без труда.
Сердце всё ещё билось как шалый фанатик бьётся головой о пол, когда молится Богу, пальцы и коленки слегка потряхивало.
— Почему он весь в татуировках, он что, сидевший? — спросил Рикфорн.
— Хах, не знаю, спрошу у Снолли, — ответил я.
— Ладно, вы ступайте, я же оповещу Авужлику и попрошу услышать её мнения, — произнёс Педуар из-за моей спины, почему-то пребывавший в нашей компании.
— Лэдти Дархенсен! Раз уж на то пошло, что вы здесь, помогаете всем, то, пожалуйста, выслушайте меня, — застал меня очередной крестьянин на полпути до дома, едва я задумался о “смысле” как измеряемом понятии, и в каких единицах его уровень можно рассчитать.
И кому это “всем”? Я же только одному помог.
— Ох, надеюсь твоя проблема не опасная...
— Это очень опасно, вам доводилось слышать легенду о сквозняке смерти? Нет? Прошу вас, пойдемте со мною, мой отец вам все разъяснит.
Ладно, пойду помогу ему, иначе какая от меня польза? Все в доме постоянно чем-то заняты, а я целыми днями маюсь от безделия как Снолли, но ей можно, она же умная. С простым работягой мы отправились к нему домой.
Зашли внутрь. Пахло гниющей древесиной и половиком. Мужик отворил дверь в комнату, откуда разило старым человеком. Я пригнулся, чтобы не удариться о деревянную перемычку и прошёл под ней. В комнате с маленьким окном было абсолютно всё, что крестьянская душа пожелает: койка, комод, тумбочка, полка, сервант, табурет. И всюду эти дрянные половики. На койке лежал пожилой человек. На табурете рядом с ним, по всей видимости, сидела жена крестьянина и держала для дедушки кружку. Пожилой человек тяжело хрипел.
— Что с ним? — спросил я.
— Его организм умирать готовится, — объяснила женщина.
Дед заговорил:
— Сына... сына... поди сюда... — он вслепую водил рукой в воздухе, пытаясь схватиться за кого-то.
Сын подошёл к нему и тихо сказал:
— Расскажи ему, он тебя выслушает.
— В чём дело? — не понимал я.
— Где?.. Поди ко мне... — молвил дед.
Мне уступили табурет, я присел у кровати. Дед взглянул на меня, затем упёрся блеклым взглядом в угол потолка и стал медленно изрекать из последних сил: