Хигналир (СИ)

Мы замолчали. Атмосфера перещёлкнулась в одночасье. Стало неловко дальше засыпать её расспросами.

— Получается, и куры, которых он учил писать пером, тоже прокляты? — спросил я.

— Забавно, да?

— Ага.

Диалог приобретал завершающую интонационность, как когда вы уже расходиться собираетесь, и это понятно само собой. Наверное, это произошло потому, что Снолли резко дала чрезмерно краткий ответ, когда мне полагалось предоставить исчерпывающие объяснения на столь широко разинувшиеся как рты голодающих детей при виде копченой свинины вопросы. Ах, вот значит, как она это делает, что никто ей не докучает и не донимает, когда в дом приезжают настырные и излишне разговорчивые гости.

— Разум животных и некоторых простолюдин “подысказился”. Теперь наши зверушки проявляют больше признаков сознательности, чем обычно, и, типа, общаться научились. Да-да, охренеть можно. А у людей от общения с животными крыша едет. Она у них и так едет, а так ещё больше едет. Да и простые жители вдруг дохрена занятыми стали, проекты какие-то обсуждают, — Снолли сморщилась и вдумчиво нахмурила брови, — идеи у них, помимо работы, а работу свою теперь ненавидят. Зато обязательства выполняют в два раза быстрее, чтобы поскорее разделаться и заняться личными делами. Всё это устраивало Спока даже несмотря на снижение качества труда. Потому, что Спок увидел потенциал, — особо выделила она слово “потенциал”, — и стал учить люд всякой херне. Никому эта херня его бессмысленная не нравилась, но какой-нибудь бредятины все же могли нахвататься, и многие мысли Споквейга входили у них в обиход. А потом уже и животных учить стал...

— Да-а-а, по-о-омню. За девять лет, что меня не было, я смотрю, всё вот это вот стало заметнее проявляться.

— Да ещё бы, раз в несколько сильнее, чем тогда. У нас тут пиздец, по правде говоря, ты не замечаешь?

— Да, замечаю, я заметил, атмосферка — да. Я всякого повидал, но тут...

— Хорошо, что видишь. Другие не видят. И я как будто одна с этого так охереваю. Хоть по мне и не видно, — она скромно почесала лоб.

— Да они просто привыкли, чё ты, — подколисто ответил я и надумал тотчас отправиться уединённо грузиться на тему религии у себя в комнате. — Ну, это, пока давай.

— Давай, до свидулек.

Я расстался со Снолли и отправился к себе. Пошёл раскладывать и переставлять вещи по комнате, чтобы там всё по-своему было.

Нахрен всё! Я решил, что больше не поверю всерьёз ни в одну религию. Я всегда знал, кто босс во всеобщей системе мироздания, и что с того? Разве мой выбор есть нечто большее, чем примыкание к сильному из божеств под страхом кары? Кому бы я ни поклонялся, порой, в глубине души, неосознанно, я чувствовал, кому принадлежу — краясианскому Богу, но в глубине глубины души я так и не смирился с этим унижением. Ища очищения, я нагромоздил на спине своей души только больший багаж проблем.

Всё, нахрен багаж! И считал я своё убеждение искренним лишь потому, что недостаточно глубоко зрел внутрь себя, теперь же вера теряет смысл. Остаётся окончательно признать это перед самим, и только. Не стану отныне читать молитвы, о том, чтобы Джейс не покалечил, чтобы душу Бог не поглотил. Больше никаких прошений “об избавлении от необходимости в кровавых подношениях Царю небесному”. И пора бы уже побороть эту привычку каждый раз думать: “А что подумает Бог, если узнает, о чём я думаю”, а то она меня, прости господи, с ума сведет, ей богу.

Ночью мы все снова собрались вместе. На этот раз на кухне, по инициативе Фродесса.

— Садитесь, угощайтесь! Зачем стол, если на нём нет еды, — провозгласил Фродесс и, как всегда, приступил обжираться по самые щиколотки.

Остальные присоединились к трапезе. Я был сыт по горло одним лишь голодом, потому не стал есть и сразу приступил к колдовству. Я взял необходимые ингредиенты и сложил их в одну чашу. Действия я совершал в темноте, стоя в отдалении от свечи на кухонном столе. За другим, куда менее кухонным, столом.

Ко мне подошла Снолли и с интересом стала наблюдать за манипуляциями. Неотрывное присутствие пристальной сестры отвлекало, но я старался просто её не замечать.

— Как тебе помогут эти вещи? — указала она рукой на чашу, чуть не заехав по яйцеводу рукой.

— Я так настраиваюсь на нужный духовномысленный лад, чтобы отпугнуть логику, как это делают шаманы-травокуры.

Едва я отмахнулся от ненужных мыслей и продолжил дело, как Снолли взяла капусту и начала громко грызть. Из-за неё вместо необходимых образов в голову приходила одна сплошная овощная спекуляция.

— Почему сама не изгонишь призраков, раз уж всё знаешь? — брякнул я.

— В отличии от тебя, у меня нет неведомых способностей.

— Что, а у меня они есть?

— Да ты даже выглядишь как настоящий маг: ходишь в огромном балахоне со звездами, носишь длинные волосы, а когда разговариваешь, жестикулируешь руками так, словно низвергаешь бури. Да и по ночам тебя посещают древние языческие Боги, демоны, волхвы, Актелл... Кстати, зачем к тебе ночью ходил Актелл?