Хиллсайдский душитель. История Кеннета Бьянки

— Только в случаях Миллер и Вашингтон… только с ними двумя меня не было в машине, когда их сняли.

— Где вы находились, когда Миллер… Вы были дома у Анджело?

— Нет, когда Миллер… Я стоял на углу бульвара Сансет. Помню, что именно Сансет, потому что вижу его здания.

Доктор Ланд продолжил обсуждение:

— Ладно… Анджело подцепил Миллер, а потом подобрал вас на перекрестке. И ей сразу же заткнули рот кляпом и надели наручники — верно?

Бьянки ответил:

— Миллер надели наручники, как только она села на заднее сиденье.

— А кто обычно… не знаю, придерживались ли вы привычных схем, — обычно кто-то один был за рулем, а другой?..

— Нет.

— Вы менялись? Хорошо, кто надел наручники в тот раз?

— Я.

— Что еще? Кляп? Повязка на глаза?

— Нет… нет, пока не приехали к Анджело, кроме наручников, ничего не было… ничего.

— Ладно, что вы ей сказали?

— Просто… что идет борьба с проституцией. Вы же знаете, проституция незаконна.

— То есть вы опять изображали полицейских?

— Мы изображали полицейских почти каждый раз.

— Понятно, выходит, наручники…

— Были в тему.

— То есть после объяснения у них складывалось впечатление, что их везут в участок, так?

— Так.

Бьянки объяснил, что Джуди Миллер вставили в рот кляп, после чего довольно надолго сняли наручники, чтобы она разделась. И продолжал:

— Анджело занялся с ней сексом. Самое обычное сношение. Еще у них был… оральный секс. Я… имел с ней обычное сношение, а потом ей позволили одеться. Сразу после этого она пошла… она ходила в туалет, перед тем как одеться.

Доктор Ланд спросил, как вела себя Джуди Миллер во время изнасилования.

— Не помню, чтобы она отбивалась… кажется, была пассивна; просто лежала как бревно.

Джуди Миллер разрешили сходить в ванную. Во рту у нее по-прежнему был кляп, но наручников не было. Когда она вернулась, убийцы уже приготовили веревку.

— Какую-то белую веревку. Какую именно, сказать не могу, не знаю. Кажется, из мастерской Анджело.

— Бывало ли, что помимо наручников, жертвам связывали руки и ноги?

— Да.

— С какой целью связывали ноги?

— Я… позвольте мне… Насколько я могу судить, единственной целью было не дать девушке сбежать — чтобы она не сбежала. Если ее… ну, знаете, ненадолго оставляли одну, чтобы собрать вещи, сложить в пакеты, убедиться, что не осталось следов, и все такое… И тогда девушке связывали ноги.

Джуди Миллер оставили лежать на спине и наблюдать, как Бьянки готовится ее убить. Ужас в ее глазах выбил его из колеи. Кен припомнил, что видел по телевизору рисунки, сделанные перед казнью, — наброски портретов приговоренных, привязанных ремнями к электрическому стулу и ожидающих смерти. По его словам, тот же ужас он наблюдал и у Джуди Миллер.

— Она понимала, что происходит… Я видел наброски с того парня — глаза у него расширились, потому что он понял: конец близок… У нее, знаете, было почти то же самое… Я это увидел, и в голове у меня что-то щелкнуло, и мне действительно… действительно стало от этого плохо. Я не мог разобраться… Понимаете, я долго размышлял и наконец понял, какие испытываю чувства насчет… всех этих убийств, но вот взгляд Миллер — его я совсем не мог выдержать…

Кен Бьянки смолк, погрузившись в воспоминания. Он не хотел смотреть в лицо той реальности, которую старался забыть. Ему не верилось, что он убивал невинных женщин. Он никого не хотел лишать жизни и даже вышел из «шерифского резерва», когда понял, что оружие ему выдали не для внушительности, а для убийства, если оно потребуется. И все же он преступил свои нравственные нормы. Он убил, и не единожды, а много раз.

Временами Бьянки рыдал у себя в камере, а потом стыдился своих слез. Дважды он пытался совершить самоубийство: один раз, в Беллингхеме, он даже смастерил петлю из одежды и пытался повеситься на решетке. Оба раза ситуацию удалось взять под контроль посредством гипнотического внушения доктора Уоткинса: Бьянки одумался, а затем обратился за помощью, чтобы справиться с жесточайшей депрессией.

Чем больше расспрашивали Кена, тем большее отвращение он испытывал к тому, о чем говорил. В конце концов мозг взбунтовался. Несколько месяцев спустя, после экстрадиции в Лос-Анджелес, он уже рассказывал о преступлениях отчужденно. Сознание уподобилось видеомагнитофону, где Кену, словно на телеэкране, показывали убийства. Он видел себя совершающим ужасные деяния, но по сути он не принимал участия в убийствах.

Обычный человек помнит, что с ним происходило. Когда вы срываете розу, осторожно держа стебель, чтобы не уколоться, а затем подносите ее к носу, желая насладиться ароматом, вы запоминаете положение руки, вид цветка, запах, а также испытанное удовольствие. Память субъективна. Вы переживаете событие заново, испытывая те же ощущения, что в первый раз.