— Перешли мне то, что скажет криминалист, сообщением. Я занят буду долго сейчас.
По дороге на допрос Трою позвонила Алеся. Разговор вышел странным.
— Привет, это ты? — грустно спросила она, когда Трой взял трубку.
— Чего хотела? У меня допрос через десять минут. Еще с мыслями собраться надо.
— Ничего. Я так просто позвонила, — голос Алеси был исполнен мировой скорби. Трой догадывался, почему, но ничего говорить не стал. Рьярд прав — пора бы подруге научиться если не держать язык за зубами, то хотя бы фильтровать свою речь. — Я… поговорить хотела. Но ты занят. Тогда потом, да? — теперь в ее тоне проступило облегчение. — Потом.
В это утро Гретта была бледнее обычного. Она куталась в тюремную робу как в халат, ежилась, будто не могла согреться.
Еще одна печальная дамочка на его голову.
— Что опять? — льдинкой прозвенел её голос. — Если честно, я не очень хорошо себя чувствую с самого утра. Болит, — она провела пальцами по груди с левой стороны, — тут. Знобит.
Трой странно посмотрел на неё.
— С утра болит? Вы врачам сообщали?
Она помотала головой:
— Нет. Утром казалось, будто в меня иглу вонзили. Сейчас просто тянет. И все время холодно. Не важно. Что ещё вы хотите узнать? Я все, что помню, рассказала.
— У меня к вам предложение.
— Руки и сердца? — несмешно пошутила Гретта.
— Вроде того. Взаимовыгодного делового сотрудничества. Это когда вы мне делаете приятное, а я вам.
— Это называется качественный секс, когда всем приятно, — на автомате выдала Гретта.
Было видно, что мысли её витают где-то очень далеко. Она то и дело машинально прикладывала руку к груди, там, где, по её словам, болело. У Троя зазвонил телефон. Обычно он отключал звук, но не в этот раз.
— Да.
— У меня плохие новости. Таня Ворски умерла три часа назад. Остановка сердца. Мы ничего не смогли сделать. Чёртов день.
Доктор Сол оказался точнее часов. Его усталый голос бросал слова-камни. Трой искоса глянул на Гретту. Острый слух не оставил ей шанса
— Я понял, — Трой отключился.
— Я правильно расслышала? — спросила Гретта. — Таня умерла?
Трой кивнул. Повисла тишина — мутная, вязкая, с горьким привкусом, оседающим на языке. С лица Гретты сошли остатки румянца. На какое-то время она перестала дышать. Трой аккуратно положил телефон на стол и подобрался в ожидании реакции.
Гретта через силу сглотнула, оправила тюремную рубашку, потянула за рукава. Затем трясущимися руками потерла лицо и спросила жалобно:
— Это правда? Это ведь не ваши уловки? Правда?
— Таня Ворски умерла.
— Я… — Гретта ещё раз сглотнула и надолго замолчала.
Когда она вновь заговорила, Трой шкурой ощутил, что в ней что-то изменилось. И вдруг порадовался, что их разделяет стол. Образ милой растерянной барышни будто истаял. Что пришло взамен, Трою предстояло узнать.
— Что там у вас было дальше по списку. Задавайте свои вопросы.
— Я хотел бы прежде всего поговорить о Вильяме Малкине, — от Троя не ускользнуло, что Гретту передернуло от этого имени. — Но, к моему прискорбию, вы утверждаете, что не знаете его. А это был весьма занимательный персонаж. Но оставим его и вернёмся к Генри Доэру. Мне кажется, вы не любите оборотней.
Гретта повела плечами, посмотрела по сторонам. Затем едва заметно кивнула самой себе и подняла на Троя пустые глаза:
— Найдите мне хоть одного живого, кто готов их терпеть.
— Тут я вас понимаю и соглашаюсь, — кивнул Трой. — Мой вопрос таков — почему из всех возможностей для личных дел вы обратились к тому, кого недолюбливаете?
— Опять вы спрашиваете одно и тоже. Не надоело? Отвечаю. Потому что он умел делать то, что мне было нужно. Вы вот работаете исключительно с теми, кто вам приятен? Разве нет в вашей… — она обвела взглядом допросную, — шарашке личностей, которых вы на дух не переносите? — Трой промолчал, и Гретта понимающе кивнула. — Вот видите. В мире — увы и ах — слишком много тех, кто нам неприятен. Слишком много гнилых, продажных тварей. Таких нужно уничтожать, и их родственников, и их потомство. И мир станет гораздо чище.
— Вы мизантроп?
— Ни в коем случае, — Гретта поудобнее устроилась на стуле и, подавшись вперед, прошептала: — Но, скажите мне, где грань между желанием сделать кому-то хорошо и желанием сделать это «хорошо» во что бы то стало?
— Наверное, там же где самозащита опускается до жажды мести. Там, где разум сдаётся инстинктам. Нет?
Гретта резко качнула головой:
— Не было, нет и не будет оправдания тем, кто, пользуясь вседозволенностью, совершает преступление. Месть — святой долг. Вы не замечали, что справедливость иссыхает, справедливость становится слепа и субъективна, когда дело касается права сильного? Когда в игру вступает власть и те, кто ею облечен? Где искать защиты тем, кто хочет просто жить?
— Тот, кто мстит, сам превращается в убийцу, — закинул пробный шар Трой. — Что вы скажете на это?
Гретта довольно прищурила глаза.
— В убийцу? Да. Да. Тысячу раз да! В убийцу! А чем плохо?
— Ммм… — Трой даже растерялся. — Хотя бы тем, что осуждать и приговаривать — удел специальных служб. Если каждый ударится в самосуд, на планете воцарится хаос.