Химера

Напоминание об отсечении головы французского короля окончательно испортило ей настроение. Она искоса взглянула на Филиппа, который по-прежнему хранил молчание, не отводя взгляда от дороги. Но рарог словно не собирался искать более подходящего места для убийства Лахлана, чем многолюдные в любое время суток Елисейские поля. Поэтому Алва, устав от затянувшейся пытки, которой подвергались ее нервы, заявила:

– Я хочу прогуляться по le jardin des Tuileries.

– Но мы можем не успеть на рейс, Алва, – попытался возразить Лахлан. – Сад Тюильри нам не по пути.

– Всего пять минут, – голос Алвы стал жалобным. – Что-то мне нехорошо. И это рядом. Крюк совсем небольшой.

– Хорошо, милая, – согласился Лахлан. – Действительно, что-то ты побледнела. Прогулка на свежем воздухе пойдет тебе на пользу.

– И тебе тоже, – сказала Алва. – Я обещаю.

Ее голос прозвучал почти угрожающе. Филипп бросил на нее предостерегающий взгляд и, прибавив скорость, начал перестраиваться в другой ряд. Вскоре перед ними появилась площадь Согласия, за которой начинался старейший общественный городской парк, разбитый на территории более двадцати пяти гектаров в самом центре Парижа. Ничто уже не говорило о том, что когда-то здесь была окраина города, где добывали глину, tuile, для производства черепицы, которой покрывали крыши домов. От нее и произошло название le jardin des Tuileries. Именно отсюда в 1783 году братья Жозеф и Этьен Монгольфьер подняли в небо свой первый воздушный шар. Сразу за парком возвышался Лувр.

Алва лихорадочно перебирала в уме все укромные места в парке, где она могла бы покончить с мужем. Тенистые столетние каштаны вдоль центральной аллеи, заросли, среди которых были установлены скамейки для посетителей – и все это на протяжении одного километра. Наиболее удобной ей показалась живая изгородь из подрезанных тисовых деревьев, между которыми были размещены бронзовые фигуры обнаженных женщин. Оставалось только заманить туда Лахлана.

Когда они вышли из такси, Алва взяла сумку с собой.

– Не очень-то я доверяю нашему водителю, – шепнула она в ответ на удивленный взгляд мужа. – Ты только посмотри, какой у него вороватый взгляд!

– Разумеется, ведь он с радостью похитил бы у меня такое сокровище, как ты, – пошутил Лахлан и попытался ее поцеловать. Но Алва отстранила его губы рукой. Она опасалась, что муж почувствует, как она дрожит.

– Мне говорили, что одна из пышногрудых бронзовых красоток в этом парке чем-то похожа на меня, – сказала она. – Мне бы хотелось взглянуть на нее. Ты не возражаешь, милый?

– С удовольствием, – ответил он. – Но я заранее знаю, что ты прекраснее.

Они прошли декоративные овальные пруды, окруженные скульптурами из Версаля и Марли, и углубились в парк. Уже стемнело. Обложенное тучами небо предвещало дождь, и люди, гуляющие по парку, поспешили разойтись. Все это благоприятствовало замыслу Алвы. Она остановилась перед первой же из скульптур, которую они увидели.

– Мне кажется, мы чем-то похожи, – хрипло сказала она. – Ты не находишь?

Говоря это, она пропустила вперед мужа, а сама молниеносным движением расстегнула замок сумки и, опустив в ее распахнувшееся чрево руку, достала самурайский меч. В темноте его было не видно. Она бросила сумку на землю, чтобы та ей не мешала, и обхватила рукоять меча двумя руками, как ее учил Филипп.

Скульптура стояла на высоком постаменте. Лахлану пришлось задрать голову, чтобы рассмотреть ее бронзовое лицо. Лучшего Алва не могла бы и желать. Его шея вытянулась, подбородок приподнялся. Эльфийке суеверно показалось, что Лахлан верен себе даже перед смертью – он нарочно встал так, чтобы ей было удобнее отрубить ему голову. Ее губы раздвинулись в жуткой ухмылке, обнажив клыки.

– Ничего похожего, – сказал Лахлан.

И это были его последние слова в жизни.

Алва коротко выдохнула воздух и нанесла резкий рубящий удар сбоку. Меч перерубил сонную артерию и застрял в шее. Кровь потекла по стали, капая на землю. Лахлан захрипел и попытался повернуть голову, но ему мешал стальной клинок. Алва с трудом выдернула меч. Кровь из раны брызнула струей, едва не задев ее. Алва снова размахнулась и ударила. И опять перерубила шею только до середины. Она разъярилась от своей неудачи. И начала бить мечом, уже не понимая, куда и зачем она направляет удар. В шею, по плечам, в голову… Только после седьмого или восьмого удара лезвие прошло насквозь и голова отделилась от шеи. Она пролетела по воздуху и неслышно упала на траву в отдалении. Еще несколько метров прокатилась по траве и застыла, глядя на Алву мертвенными белесыми зрачками открытых глаз. Тело Лахлана еще некоторое время продолжало стоять, затем колени подкосились, и оно упало к ногам Алвы.

Бронзовая обнаженная женщина равнодушно смотрела сверху, словно она была привычна к подобным сценам. Алва хрипло дышала, ее большая грудь высоко вздымалась и опускалась. Она чувствовала себя усталой, как будто выполнила тяжелую работу.